Жажда. Фокс Малдер похож на свинью

Потом они еще несколько раз не пришли вместе. Антон и Елена Николаевна. Антон сказал, что решил заняться испанским. Его отца переводили служить на Кубу. Может быть. Через два года.

А Елена Николаевна вообще ничего не сказала. То есть это нам она ничего не сказала, кто мы такие? А насчет Лидии Тимофеевны я не знаю. Может, они разговаривали на эту тему. Я не знаю, о чем они говорили без нас. Если говорили.

Потому что Лидия Тимофеевна ближе к Новому году вообще стала неразговорчивая. Иногда только начинала задавать вопросы. Странные. Хотя насчет странности — это кому как. Может, ей самой совсем другое казалось странным.

— Проходите, — говорила она, открывая дверь Антону и Елене Николаевне. — А вы опять вместе?

— Да вот, в подъезде столкнулись, — отвечала Елена Николаевна.

— Как вчера?

— Да, как вчера.

— И позавчера. И три дня назад тоже. Такое ощущение, что вы там ждете друг друга.

Лидия Тимофеевна говорила шутливым тоном, а сама все время смотрела в мою сторону, как будто я один тут должен был понимать ее юмор.

— Да нет. Просто договорились собраться в два часа, вот и пришли в одно время.

— А Саша с Мариной пришли пораньше.

— У них, наверное, часы спешат.

— У обоих?

Лидия Тимофеевна подмигивала мне, как будто выдала гениальную шутку. Как будто я вот-вот должен был покатиться от смеха.

— А у вас обоих отстают, — продолжала она. — При этом на одинаковое время. Может, вы часы покупали в одном месте? Не там, где Саша с Мариной?

Она снова смотрела на меня, и я наконец улыбался. А что мне оставалось делать? Она ведь ждала, чтобы я улыбнулся. Остальные-то все стояли там как столбы.

— Ну, хорошо. Зато мы сможем теперь обсудить планы на Новый год. А то вечно кого-нибудь не хватает. Марина, тебе чай или кофе?

— Кофе, Лидия Тимофеевна. Две ложечки.

— Это не слишком крепко?

Она уходила на кухню, а мы продолжали стоять в прихожей, как экспонаты из музея восковых фигур. Ноги, руки, лица — все как настоящее.

* * *

Один раз ушел свет. Мы все сидели за столом и, в общем, молчали, как обычно. Вдруг лампочка в люстре начала мигать и через минуту погасла.

— Опа, — сказал Антон в темноте. — Кто-нибудь меня видит?

Гелиоцентрические инстинкты. Не помню, какой номер был у того Людовика. Король-солнце.

— Может, она перегорела?

— Я ее купила два дня назад, — сказала Лидия Тимофеевна. — Какая-нибудь авария, скорее всего. Сейчас принесу свечку. На кухне где-то должна быть.

Она принесла три свечи.

— Смотрите, какое у Сашки смешное лицо, — сказала Марина.

— Нормальное у меня лицо.

— Это тени, — улыбнулась Елена Николаевна. — А хотите, поиграем в одну игру?

— В «бутылочку»? — быстро спросил Антон.

— Ты что, еще не вырос?

— Подождите, — вмешалась Лидия Тимофеевна. — У меня кое-что есть.

Она вернулась из кухни с большой тарелкой в руках.

— Апельсины, — восторженно протянула Елена Николаевна. — Ты где их взяла?

— Два часа в очереди простояла.

— Уже начали продавать? До Нового года еще неделя.

— Давка была ужасная. Одну тетеньку в «Скорую» отвезли.

— А запах какой! — сказала Марина. — Можно?

— Конечно. Я специально для вас покупала.

— Прямо как в Новый год! Когда апельсины вижу, всегда на елку хочу. У нас во Дворце пионеров каждый год подарки дают.

— Берите. Возьми один для Саши, Марина.

— Я и сам могу.

— Нет, пусть Марина тебе очистит. А Елена Николаевна пусть очистит для Антона.

— Зачем? — спросила Елена Николаевна.

— Не хочешь? Ну, тогда я сама. Тебе какой больше нравится, Антон?

— Ну как? — сказала она через пару минут. — Вкусно?

Мы все промычали что-то свое. Сама Лидия Тимофеевна не ела. Она смотрела, как ест Антон.

— Очень важно, чтобы апельсин мужчине давала женщина. Это традиция. Ева соблазнила Адама именно апельсином.

— А я думал, что яблоком, — сказал я.

Руки липкие, и на губах сладко. Только во рту немного жжет.

— Все так думают. Но это ошибка. В слове «апельсин» есть два других слова — «апель» и «син». «Апель» — это действительно «яблоко», а «син» — это грех. Если перевести с английского. Вот и выходит — «яблоко греха». Так что Ева Адаму давала именно апельсин. А никакое не яблоко.

Она посмотрела на молчавшую Елену Николаевну.

— Так в какую игру ты предлагала нам поиграть?

Елена Николаевна ответила ей не сразу. Сначала долго смотрела на нее и только потом ответила:

— Ничего особенного. Просто я думала, что при свечах это будет романтично.

— Но ты нам скажи. Может, мы захотим.

— Нет, это глупо.

— Кончай, ты сама затеяла с этой игрой. Видишь, как Антону хочется поиграть. Антоша, тебе ведь хочется?

— Да мне как-то…

— Конечно же, хочется! Я прямо вижу, как у него глаза горят. Давай, Ленка, рассказывай.

Лидия Тимофеевна еще никогда не называла при нас Елену Николаевну Ленкой.

— Давай, давай! Нам всем хочется поиграть.

— Хорошо, — сказала Елена Николаевна, и я услышал, что голос у нее изменился. — Правила будут такие…

— Подожди! — вдруг прервала ее Лидия Тимофеевна. — Антон, вкусный был апельсин?

— Да.

— А теперь сходи на кухню и помой руки. Нечего сидеть здесь с липкими руками.

Я спрятал свои руки под стол.

— Продолжай, Лена, — сказала Лидия Тимофеевна. — Извини, что я тебя перебила.