Жажда искушения

— Нет, — подумав, ответила Энн. — Пока нет.

— Пока? — повторил он, нахмурившись. — Миссис Марсел, не вздумайте совать свой нос в дела, которыми должна заниматься полиция…

— У меня есть ваша визитка, лейтенант.

— Предупреждаю вас…

— Не вздумайте совать свой нос в мои дела, лейтенант.

Биение жилки на шее выдавало его ярость. Сначала он ничего не ответил, даже выдавил из себя очередную улыбку. Потом сказал:

— Если понадобится, миссис Марсел, я вызову вас в участок.

С этими словами он наконец ушел, негромко, но решительно щелкнув дверным замком.

Дрожа, Энн добралась до дивана и рухнула на него. Этот лейтенант опасен. Совершено убийство, кто-то должен за него ответить. Обидно, но всем кажется сейчас очевидным, что преступление совершил Джон.

А он его не совершал.

Откуда ты-то сама это знаешь? — невольно вырвалось у нее. — Может ли вообще один человек до конца знать другого?

Он не убивал эту девушку, Джон не мог. Энн знала его.

И не понимая, каким образом, но была решительно намерена доказать, что он невиновен.

Марк дремал, но его терзали бессвязные, тревожные видения.

Лицо Джины.

Глаза Джины.

Он знал ее не столько давно, сколько хорошо. Она была другая. А может, не такая уж другая? Может, просто она научила его понимать, что любое человеческое существо — дитя какой-то женщины, и, вероятно, ее способность смеяться перед лицом всех несчастий помогала ему тогда, когда он в этом больше всего нуждался. Джина верила. Она верила, что ее жизнь изменится, что дни ее наполнятся любовью. Она умела танцевать с чувственностью, способной, казалось, вызвать возбуждение и у евнуха так, что его половой орган восстал бы, словно хвост у ящерицы, но все, чего она хотела от жизни, — это аккуратный белый забор из штакетника, две кошки во дворе, собака, двое детей и муж, возвращающийся каждый вечер домой. Она любила готовить, шить. Мечтала когда-нибудь объехать все американские парки аттракционов, покататься на всех прогулочных корабликах, съехать со всех горок. Когда-нибудь.

«Когда-нибудь» казалось ей таким близким!

«Когда-нибудь» окончилось смертью.

К одиннадцати часам Марк отказался от попыток уснуть. Все равно ничего не получалось. Он выбрался из постели и побрел в душ, моля Бога, чтобы вода принесла облегчение. Чисто вымытый, но ощущающий себя грязным и запущенным, он вышел из душа и направился к письменному столу. Постоял, глядя на фотографию Мэгги, потом устало присел на край кровати.

Удивительно: он ни на минуту не забывал жену, но понимал, что жизнь продолжается, что у него важная работа и что он не одинок. Ему повезло. Мэгги оставила ему двух сыновей: Майкла, которому было теперь двадцать шесть — сюрприз, подаренный им жизнью еще в начале студенческих лет, и Шона, двадцати двух лет, оканчивающего кинофакультет университета Майами. У ребят все было хорошо, у него тоже. Возможно, сыновья — самое дорогое наследство, оставленное ему Мэгги. Брак их не был идеален, идеальных браков вообще не бывает. Но жили они хорошо, и в день ее похорон он понял, что любит ее так же страстно, как любил в день свадьбы.

Они повздорили в тот день, когда она собиралась к врачу. Она обратилась к нему из-за головных болей, которые Марк относил на счет похмелья. Мэгги не слушалась, когда он советовал ей притормозить. Он не опасался ничего серьезного, поэтому, когда она вышла из кабинета, улыбнулся и хотел было поддразнить ее: «Ну что, головка болит? Знаю, знаю, в течение месяца никакого секса, да?»

Но тут он увидел выражение ее лица, боль в глазах, застывшие в них слезы. Она всегда была здравомыслящей женщиной. Такой, какая нужна копу. Она научилась жить с постоянным страхом за него, потому что была сильной. Такой сильной!

Она никогда не плакала. Даже тогда, когда узнала об опухоли, даже тогда, когда он сам не выдержал и разрыдался. Лишь один раз слезы выкатились из ее глаз, только раз, уже перед самым концом. Она не могла перенести мысли о том, что не увидит, как ее сыновья станут взрослыми. Ей непереносимо было видеть их слезы и слезы Марка, поэтому все они старались не думать о том, что предстояло. У них было время, и они разговаривали. Однажды Марк сказал ей, что никогда не сможет вновь полюбить, она ничего не ответила, лишь потрепала его по волосам: «Ты не сможешь жить без любви, любовь нужна всем». Он спорил, а она лишь улыбалась: «Только непременно убедись, что она хорошая женщина, Марк. Потому что ты хороший и заслуживаешь самого лучшего. Марк, ты ведь человек. Ты любил меня. Мы ссорились, боролись друг с другом, но это было прекрасно. Не наказывай себя за то, что мы любили друг друга!» В другой раз она сказала ему: «Не оставайся один слишком долго, Марк. Боже, я люблю тебя. Не будь одинок. Не сломай себе жизнь из-за меня. Только помни: никогда не суди о книге и о женщине по обложке».