Жажда любви

Его губы как будто снова вернули свою прежнюю магическую силу, и Сюзетта снова испытала на мгновение прежнее острое, сладостное ощущение и смутно, точно издалека, услышала тихий, дрожащий, задыхающийся голос, нежный и торжествующий.

— Помните тот, другой поцелуй, тот, которому, казалось, не было конца, и когда он кончился, мы поняли, что больше никогда не будем сами собой, что мы должны принадлежать друг другу! Я чувствовал под своей рукой, как сильно бьется ваше сердце, и вы еще крепче прижимали к моему сердцу свои руки. И помните, вы сказали тогда: «Я хочу достать ваше сердце!..» Вы были всегда такая холодная, точно маленькая белая роза, освещенная звездами, но когда я покинул вас, то вы горели огнем при свете золотой зари нашего счастья. Сюзетта, я был слепой безумец, низкий и недостойный вас, такой же, как теперь! Но как я мог отпустить вас? Я, вероятно, сошел с ума тогда. Вы казались мне такой молодой, а я был так стар, и весь мир был против нас. Но у нас были наши счастливые часы, и вы их не забыли, не смогли забыть...

Забыть? Даже в этот момент, когда в ее мозгу бушевал целый ураган хаотических эмоций, это слово все-таки больно отдалось в ее сердце.

Как она молилась, чтобы забыть, боролась, чтобы достигнуть забвения, и как горько ей было, когда она наконец убедилась, что забвение невозможно для человека, который когда-то безумно любил!

Кто может забыть этот первый поцелуй, робкое пожатие руки возлюбленного, которого так жаждут и боятся в одно и то же время? Что может сравниться с тем чувством, которое мы испытываем, когда любим впервые, когда возлюбленный поцелует нас в темноте?

Любишь ли в первый раз, любишь ли в последний, но только одно воспоминание сохраняется в сердце до конца, — последнее воспоминание о первом поцелуе, который вызвал трепет и боль и научил нас любить.

— Вы не должны, — прошептала Сара, задыхаясь, но губы Шарля прижались к ее губам, его поцелуи игнорировали ее слова, старались лишить ее способности размышлять. Она смутно сознавала, что воспоминание о Шарле снова ожило в ее душе и прошлое слилось с настоящим.

Все эти недели прошлое возвращалось к ней; это был соблазн, от которого она старалась бежать, который она отвергала и стыдилась. Но в конце концов оно победило.

— Я знаю, что это не есть любовь, — говорила она с отчаянием, — что это только самообман. Я презираю Шарля, презираю себя и возненавижу себя позднее за то, что покорилась его поцелуям...

Даже когда она боролась, власть Шарля уничтожала у нее волю к борьбе. Так сладко было снова чувствовать себя живой, способной снова любить и хотя бы на один краткий момент потерять сознание остального мира. Это было лишь чувственное наслаждение, но оно освобождало, хотя на время, от мучительных сомнений, от тоски жизни...

Однако она не могла сказать Шарлю, что любит его; она знала, что нет, знала, что эти поцелуи, слова и обожание были лишь минутным подношением, которое она приняла, потому что сердце ее было так неспокойно, а ночь так хороша!..

Она вернулась в гостиную, и в дверях ее встретил Жюльен. Ей показалось на одно мгновение, что его глаза сверкнули, затем она услыхала его голос, тихий и привлекательный, как всегда.

— Знаете ли, мы ведь ждали вас в течение десяти минут, чтобы вы наконец взглянули на свои карты, — сказал он.

Сара вошла. Она слышала, как Шарль извинялся, а мать тихо и насмешливо засмеялась.

Этот смех внезапно, точно молния, осветил перед нею темноту, и этот час, проведенный ею с Шарлем, показался ей чем-то пошлым и бесконечно недостойным.

— Зачем я это сделала, зачем? — спрашивала она себя со страстным осуждением.

А Жюльен приобрел особенную цену в ее глазах вследствие искренней, ненавязчивой доброты. В ее взволнованном мозгу мелькнула мысль, что он может служить для нее убежищем.

Она пожелала Шарлю спокойной ночи, простилась с матерью и, наконец, могла удалиться в свою комнату. Подождав несколько минут, она спустилась неслышными шагами в сад и остановилась там, где стояла перед этим вместе с Шарлем. Кругом нее и над нею была тишина и благоухание цветов носилось в воздухе.

Какое волшебство, какое безумие могли так овладеть ею, что она на мгновение забыла все годы горя, страдания и унижения и лишилась самообладания, ослепленная ярким пламенем страсти.

Только одно могло сделать это, только поцелуи, которые напомнили и напоминают ей прошлое: они могли пробудить прежнее очарование, как и слова, произнесенные годы тому назад.

О, как предательски коварна эта ужасная сила памяти, пробудившаяся под влиянием ласк!

Отчего она так создана, что подобная вещь оказалась возможной? Разве никогда невозможно забыть вполне, невозможно освободиться окончательно от этих воспоминаний?

Ответ ей был дан ее собственным сердцем.