Жажда мести

Волгин с облегчением и радостью думал, что в армию из университета не заберут и он, пожалуй, единственный в семье, поступил в МГУ. Расчесав пятерней густые черные волосы, придав лицу задумчивое выражение, он легкой походкой направился на кафедру в надежде встреть там ту красивую преподавательницу, которая принимала у него экзамен. Он решил поболтать пока с секретаршей Таней Козобкиной, москвичкой, тоже в этом году поступившей на филфак. Невысокая, худенькая, она была модно одета в черную гипюровую кофту с короткими рукавами и узкую, подчеркивающую округлости юбку. Она сообщила по секрету, что отчислять в этом году будут безжалостно за прогулы, на что он ответил, что ему не грозит, ибо приехал учиться, а не гулять.

— Вот-вот, все так говорят, — сказала она таким тоном, словно уже тысячу лет работала на кафедре. — А поступают иначе.

Козобкина, как многие девушки, успевшие потерпеть крушение уже в самом начале плавания на волнах обустройства личной жизни, имела только два желания — выйти замуж и поступить учиться. Она была хитра и расчетлива: ее интересы не простирались далее устройства личного счастья. С этим парнем она чувствовала себя неловко и хотела, чтобы он поскорее ушел, но не могла, как другим, предложить это. А он, казалось, и не собирался уходить.

— Вы ждете Людмилу Октавиановну? — спросила она нервно, искоса глядя на молодого человека.

— Нет, нет, — ответил он торопливо и подумал: «Откуда она знает, что я именно ее и жду?»

— Кафедра перенесена на завтра, — Таня перекладывала на столе карандаши, ручки, стараясь показать студенту, что она занята делом. Она помнила, как доцент Самсонова долго беседовала с этим парнем после экзамена и удивилась тому, как взрослая замужняя женщина, доцент зарделась, держа в своих руках руку этого мальчика, и как смотрела ему в глаза.

Волгин вышел, посидел некоторое время под липами, поглядывая на стоявших группками студентов, с которыми ему предстоит вместе ходить на лекции. Он почувствовал беспричинную грусть и томление в душе. Откуда взялась эта грусть? Он задумался, но подняв глаза, увидел Бориса. Он подходил к нему легкой походкой, глядя куда-то вдаль, словно не желая никого видеть и всех одновременно презирая.

— Ну что? — спросил он. — Я все дела устроил. Чемодан свой не забыл? Откуда тучи, что такой пасмурный? Все отлично! Я живу!

— Живи и дальше, — вяло проговорил Волгин. — Один писатель сказал: Жизнь — это цветок, а любовь — мед ее.

— Слушай, там в толпе есть прекрасные экземпляры, — показал Борис на стайку студенток, обсуждавших свои проблемы, судя по всему расписание лекций, вывешенное на доске. — Вот та высокая блондинка! Клевая! Поди, скажи, что я с ней хочу познакомиться.

— Я рехнулся, что ли? — удивился Волгин, крутя пальцем у виска. — Она скажет, катись, дорогой, подальше!

— Имей в виду, такая клевая девушка никогда не скажет. Для женщины это и есть настоящая жизнь. Парень откажется знакомиться, а женщина — не откажется. Слушай, я знаю азбуку женской психологии.

— Глупости!

— Не глупости. Я — настоящая энциклопедия любовных истин. — Он положил ногу на ногу и видом знатока принялся рассуждать о женщинах. — На первом месте, Володя, у них — желание понравиться. Это и является ключом к тайне женской психологии. Если правильно использовать этот ключ, то можно завладеть женской душой, а следовательно, и телом, а владение телом — высшее назначение космических движений во Вселенной. Свободная любовь — высшая форма демократии. Понял?

— Живительное чувство вольной страсти.

— Вот видишь, теперь ты уже почти со мной согласен.

— Я с тобой согласен, но все немного сложнее. Нет, есть иной смысл в отношениях. Может понравиться, например, зрелой женщине молодой парень?

— Не исключено. Все варианты приемлю. Знаешь, жизнь предлагает столько вариантов. У нас в коммуналке живет Аня, водитель троллейбусов. Ей двадцать два года. Такая, что ничего себе: бедра, смазливое личико, руки вечно в перчатках. Бережет их. Как думаешь, кто с ней спит? Никогда не угадаешь. Клянусь! А спит с ней академик Бордюров! Сидит в президиуме с генеральным секретарем. Сестра узнала случайно: сидит, идиот, в сквере и целует ее, нашу водительницу троллейбуса! Понимаешь, все относительно.

— Ты прав, — согласился Волгин, внимательно разглядывая свои тонкие пальцы. — Красота — начало жизни.

— Не о красоте идет речь, а о реальной жизни, которая выше любой красоты, — проговорил убедительно Борис, внимательно наблюдая за высокой девушкой в тонком ситцевом платьице. — Посмотри, какая фигура! Это нечто? Ножки — каких я еще не видел! Но, смотри, уже с кольцом, вот так дура, иметь такую фигуру и не переспать со мною — преступление против человечества.

Они, болтая, прошлись по периметру двора, постояли на пороге здания, переглянулись. Затем прошли на кафедру, где Татьяна Козобкина сидела, склонившись над пишущей машинкой. Волгин познакомил ее с Борисом, а сам отправился в деканат за студенческим билетом. Подписанные синие новенькие студенческие билеты уже стопками лежали у секретарши.