Жажда над ручьем

Г а л о ч к а (Щербакову). Скажите, вы должны это знать, телепатия — это серьезно?

Щ е р б а к о в. Не менее серьезно, чем все остальное, чего мы не знаем.

Г а л о ч к а. А как проверить?..

К р ю к о в. Галочка, если для опыта вам понадобится нетронутая душа — возьмите мою, ладно?

Муся все еще тихо пела.

З а н а в е с.

Действие второе

Прошло не более трех часов.

С п р а в а.

Меншикова привезли в гостиницу, он лежал без сознания в своем номере.

Только что приехали вызванные из Москвы врачи — Анненков и Кулаков — и медицинская сестра, они были наверху, у Меншикова. Остальные стояли и сидели в кафе и вестибюле, ждали. За одним из столиков  л е й т е н а н т  ГАИ писал протокол происшествия.

Наконец сверху спустился А н н е н к о в. Он пошарил в карманах под халатом, нашел сигареты, закурил.

Никто не осмеливался спросить его — что там, наверху?!.

З а т е м н е н и е  с п р а в а.

С л е в а.

М е н ш и к о в  сидел в кресле — загоревший, худой, моложавый, в белой рубахе, белых брюках, белых полотняных туфлях, — таким, наверное, он был тридцать лет назад, в то лето, когда они втроем — он, Сергей и Марк — ездили на юг, в Крым.

М е н ш и к о в. Ну вот… отвратительнее всего, что — глупо, бессмысленно… Переключи я раньше свет, сверни встречная вовремя… Чертов снегопад!.. Теперь неважно уже, не надо об этом… Они думают — я без сознания, горсть размолоченных костей, необратимые сумерки… а я просто — по ту сторону… Я думаю. Только бы времени хватило. Ясно, трезво, четко, как в солнечный морозный день. Думаю, значит — существую. Только бы хватило времени. И чтоб доктора не очень мне мешали…

З а т е м н е н и е  с л е в а.

С п р а в а.

А н н е н к о в  подошел к телефону.

А н н е н к о в (администратору, о телефоне). Городской?

А д м и н и с т р а т о р. Прямой, через восьмерку.

Г а в р и л о в (подошел к Анненкову). Павел, что — там?..

Анненков не ответил, набрал номер.

А н н е н к о в (в телефон). Анатолий Петрович?.. Анненков. Так вот… более чем. Ты лучше спроси, что цело… Нет, не исключаю. Нужен. Не только ты — хирург, нейрохирург, анестезиолог… уролог, кардиолог, всех бери. Нетранспортабелен, и — надолго, придется все здесь, на месте… В лучшем случае двадцать к восьмидесяти… Крови, побольше крови, слышишь?! Здесь я и Кулаков из Главного медицинского управления… делаем все, что можно. Жду. (Положил трубку.)

Г а в р и л о в (ему). Ты говоришь, двадцать к…

А н н е н к о в (перебил его). Наде звонили?

Г о р д и н. Звонили. Наверное, выехала уже.

А н н е н к о в. Холодильник здесь есть?

М у с я. Есть, конечно же.

А н н е н к о в (ей). Пойдите наверх, возьмите у сестры ампулы с кровью и — в холодильник.

М у с я (вдруг заплакала). Я не могу… боюсь!.. Как увижу, так… Не могу!..

А н н е н к о в (резко). Без глупостей!

Г а л о ч к а. Я принесу. (Быстро пошла наверх.)

Лосева громко заплакала.

А н н е н к о в (Лосевой). Прекратить! Немедленно! Без эмоций! Эту роскошь сейчас нельзя себе позволить!.. (Пошел к лестнице, вспомнил, вернулся.) Кофе, крепкий, горячий. Чтоб все время был кофе.

М у с я (пошла к автомату). Сейчас!..

А н н е н к о в (Гаврилову). Ты хотел меня о чем-то спросить?

Гаврилов беспомощно развел руками.

(Мусе.) Кофе. (Пошел наверх. На ходу — о Лосевой.) Дайте ей триоксазину. Или другое транквилизирующее, все равно. (Ушел.)

Гордин увел Лосеву в кафе, усадил на стул.

Г о р д и н (Лосевой). Не нужно вам никакого лекарства, сами, сами, Ириша. Не надо, не время. Пожалуйста!

Л е й т е н а н т (оторвался от протокола). Кто у вас ответственный?

Его не поняли.

Кто главный, я спрашиваю?

Г а в р и л о в (ему). В чем дело?