Жажда познания. Век XVIII

При чтении книги сразу бросается в глаза, что слова «человек» и «гражданин» сменились словом «подданный». Известный советский исследователь русской литературы XVIII века Г. П. Макогоненко назвал книгу «манифестом педагогических воззрений русского самодержавия». И действительно, уже на первых страницах книги «О должностях...» проводится мысль о том, что человеческое счастье и благополучие зависят не от занимаемого места в обществе, а от внутреннего душевного состояния. «Истинный сын Отечества должен привязан быть к государству, образу правления, к начальству и к законам». Как прямое противопоставление радищевским честолюбию, благонравию и благородству формулируются три главные черты истинного сына Отечества: 1) «не делать ничего предосудительного в рассуждении правительства»; 2) повиновение законам; 3) «упование на прозорливость и праводушие правителей». Таково было кредо крепостников, изложенное в книге «О должностях человека и гражданина». Одновременно с этим книга содержит многочисленные правила поведения, советы по ведению хозяйства и т. п., написанные с позиций здравого смысла. Это делало учебник своеобразной энциклопедией нравов и жизненных установок, характерных для того времени.

И радищевская «Беседа», и книга «О должностях...» блестяще иллюстрируют два полюса русской общественной мысли — революционный и дворянско-монархический.

А. Н. РАДИЩЕВ БЕСЕДА О ТОМ, ЧТО ЕСТЬ СЫН ОТЕЧЕСТВА

— Не все рождённые в отечестве достойны величественного наименования сына отечества (патриота). Под игом рабства находящиеся не достойны украшаться сим именем. — Поудержись, чувствительное сердце, не произноси суда твоего на таковые изречения, доколе стоиши при праге[623].

— Вступи и виждь! Кому не известно, что имя сына отечества принадлежит человеку, а не зверю или скоту или другому бессловесному животному? Известно, что человек существо свободное, поелику одарено умом, разумом и свободною волею; что свобода его состоит в избрании лучшего, что сие лучшее познает он и избирает посредством разума, постигает пособием ума и стремится всегда к прекрасному, величественному, высокому. Всё сие обретает он в едином последовании естественным и откровенным законам, инако божественными называемым, и извлечённым от божественных и естественных гражданским, или общежительным.

— Но в ком заглушены сии способности, сии человеческие чувствования, может ли украшаться величественным именем сына отечества?

— Он не человек, но что? он ниже скота; ибо и скот следует своим законам, и не примечено ещё в нём удаления от оных. Но здесь не касается рассуждение о тех злосчастнейших, коих коварство или насилие лишило сего величественного преимущества человека, кои соделаны чрез то такими, что без принуждения и страха ничего уже из таких чувствований не производят, кои уподоблены тяглому скоту, не делают выше определённой работы, от которой им освободиться нельзя; кои уподоблены лошади, осуждённой на всю жизнь возить телегу, и не имеющие надежды освободиться от своего ига, получая равные с лошадью воздаяния и претерпевая равные удары; не о тех, кои не видят конца своему игу, кроме смерти, где кончатся их труды и их мучения, хотя и случается иногда, что жестокая печаль, объяв дух их размышлением, возжигает слабый свет их разума и заставляет их проклинать бедственное своё состояние и искать оному конца; не о тех здесь речь, кои не чувствуют другого, кроме своего унижения, кои ползают и движутся во смертном сне (летаргия), кои походят на человека одним токмо видом, в прочем обременены тяжестию своих оков, лишены всех благ, исключены от всего наследия человеков, угнетены, унижены, презренны; кои ничто иное, как мёртвые тела, погребённые одно против другого; работают необходимое для человека из страха; им ничего, кроме смерти, не желательно и коим наималейшее желание заказано и самые маловажные предприятия казнятся; им позволено только расти, потом умирать; о коих не спрашивается, что они достойного человечества сделали? какие похвальные дела, следы прошедшей их жизни, оставили? какое добро, какую пользу принесло государству сие великое число рук?

— Не о сих здесь слово; они не суть члены государства, они не человеки, когда суть ничто иное, как движимые мучителем машины, мёртвые трупы, тяглый скот!

— Человек, человек потребен для ношения имени сына отечества! Но где он? где сей, украшенный достойно сим величественным именем?