Мои бедра приходят в движение, и это точно природный рефлекс, ведь тело узнает первобытный ритм, каждая клетка отзывается и воспламеняется. Удары пульса оглушают. Чувства вспыхивают ярче.
Я выгибаюсь, льну плотнее к парню, обвиваю его плечи руками, содрогаюсь как в лихорадке. Раскрываюсь так, что становится страшно. В пропасть сорваться, разбиться вдребезги.
А Захар закрывает меня собой. Затягивает в кипучий водоворот.
Толчок за толчком. Бездна все ближе. И может, падать не так плохо? Если есть за кого держаться. Если тот, кто рядом надежнее и крепче скалы.
Я царапаю мускулистую спину парня, раздираю в кровь ногтями. Издаю бесстыжие стоны, извиваюсь как безумная. Теряю всякий контроль.
Захар проникает вглубь. Пронизывает насквозь. Его член раздувается и твердеет внутри, наливается силой, раскаляется, опаляя меня.
- Моя, - звучит как рык. – Моя Соня.
Я застываю. Ослепленная. И взрываюсь, разлетаюсь на тысячи, миллионы, миллиарды осколков. Снова и снова. До бесконечности.
Горячие спазмы сводят тело. Каждый мускул напряжен, накален. Судорожные сокращения прошивают мои мышцы.
Тьма. Но такая сияющая. Я почти теряю сознанию, отключаюсь от реальности. Мои ладони скользят по мощным плечам. Вот единственный ориентир.
- Соня, - шепчет парень, обводит мои дрожащие губы языком. – Малышка. Моя девочка. Моя, моя.
- Захар, - сглатываю и смотрю на него, обхватываю его голову ладонями, веду пальцами по острым скулам, повторяю черту за чертой. – Я…
Закрываю глаза. Чувствую, как слезы срываются с ресниц, стекают по щекам жгучими дорожками.
- Говори, - требует он, проводит ладонью по моей груди, опускается к животу, изучает тело. – Что случилось? Больно?
Захар пробует отстраниться, но я удерживаю его. Привлекаю ближе к себе, вглядываюсь в зеленые глаза и шепчу:
- Это наш первый раз.
- Первый.
Я повторяю за ней. И ток прошибает на раз. В ребра вгрызается, пробивает каждый позвонок. Разряд за разрядом. Еще.
Ее губы дрожат, по щекам стекают слезы. Мелкие, совсем крохотные. Но они режут нутро, выжигают кислотой, дробят мои кости в пепел.
Вижу, как она плачет, и сдохнуть охота. Я успел наворотить дерьма. Теперь разгребаю.
- Захар, - единственным всхлипом наматывает мои кишки на кулак.
Картина прошлого прорезает память. Четко.
Дорвался до девчонки. И сорвался. Когда за попытку побега прижал, еще держался. После карцера резьбу снесло, вышибло на хрен. Перебрал я тогда. Вроде пробовал тормозить рефлексы, обрубать порывы. Но как взял ее там, так и улетел. Вжал в стену. Вогнал на полную. Врезался и разбился.
Она же такая горячая. Тугая. Упругая. Мокрая. Моя. Разве реально терпеть? В ней будто в пекле. Жарко до смерти. Ледяной душ ни черта не отрезвлял. Только хуже делал. Подстегивал, искр добавлял.
Я долбил ее дико. Как одержимый. Впал в бешенство. Одурел. Дошел до того, что зубами тонкое запястье прокусил, слизывал кровь.
Ублюдок. Урод. Она меня ладонью гладит, а я сжимаю челюсти на хрупкой руке, терзаю нежную кожу, пробую на вкус изнутри.
Вода из душа градом льет. Девчонка дрожит. Крохотные пальцы скользят по мне, едва дотрагиваются. А я ее – как зверь. Клыками деру. Жажда безумная. Рычит. Ревет. Выпускает когти. Я точно животное. Забываю про стоп. Рвусь вперед.
Она кричит. Стонет. Но разве это меня остановит?
Я как пьяный. Или под наркотой. Нет, хуже. Под ней. Под этой маленькой и невинной девочкой. Под Соней. Под ее легкими прикосновениями трещат мои ребра.
Сучка. Что она делает? Как умудряется такое вытворить?
Мышка-малышка. Такая мелкая, тихая, робкая. Чистая. Ароматная. Одурительная. Опьяняющая. Колюще-режущая. Внутрь проникающая. Моя любимая рана.
Я не знаю, когда это началось. Но пускай не заканчивается.
Девчонка может переломить мой хребет. Буду рад. Буду улыбаться. Хохотать. Буду целовать кончики ее ресниц и пальцы. Да, дьявол раздери, устоять перед ней это что-то совсем нереальное, особенно после того, как оголодал в карцере.
Я опускаю ее на колени. Хочу вломиться в распухший от поцелуев рот. Вожу членом по разомкнутым губам. Дразню. Распаляю. Сам дымлюсь. Готов разрядится и так, пометить спермой лицо, размазать мутные капли по щекам.
Тут она мне и врезает. Под дых. По башке. Сразу и везде. Хотя нет, девчонка просто начинает рыдать, но от этого становится настолько хреново, что лучше бы ударила, вогнала бы нож в глотку по самую рукоять.
Дальше – хуже. Она впадает в истерику, трясется, зубами стучит. Давится слезами.
Я оторвал ее от каменного пола, подхватил на руки, прикрыл первой попавшейся тряпкой и отнес в нашу комнату. Ждал. Наблюдал. Пробовал говорить, успокоить. Только сильнее довел.
Потом она отключилась от усталости, а я растянулся на полу. Стерег. Утром девчонка подскочила с постели – прямо на мой живот.
Попалась. Занервничала. Защебетала. Я гладил ее ногу, водил пальцами по белесому шраму на щиколотке, никак не мог прекратить трогать эту ломаную линии. Думал, что никогда больше не хочу видеть ее слез.
И вот я вижу их снова. Хотя старался. Следил за каждым своим шагом, за каждым жестом. Но теперь все по-другому. Трудно объяснить.