– Нет, у меня есть кое-какие дела. – Он кивает в направлении ожидающей его машины. – Но увидимся завтра.
– Ладно.
– Энди, было мило провести с тобой время вне рабочей обстановки. – Оуэн целует меня в щеку.
– Да, мне тоже. – Моя улыбка натянута.
Как только мы начинаем идти, Каррик рукой обнимает меня за плечи, а я свою кладу ему на спину. Свободной рукой он держит мою руку, переплетая свои пальцы с моими, и прижимает наши руки к бедру.
– Уверен, что у отца в каждой стране, в которую мы отправляемся, есть пассия – либо это, либо у него проблемы с азартными играми. – Он улыбается самому себе.
– Что тебя заставляет так говорить?
– А в каждой стране, по крайней мере в одну из ночей, он просто исчезает с фразой «есть кое-какие дела» без дальнейших объяснений.
– Был ли у него кто-то всерьез… после твоей мамы?
– Пока я был ребенком, не было никого – никого, о ком бы я знал. Когда я стал немного старше, была парочка девиц, но он всегда сфокусирован на моей гоночной карьере.
– Он сильно тебя любит.
– Да, это так. Иногда даже слишком сильно. Думаю, это из-за того, что он чувствует себя обязанным отдуваться за уход матери.
– Ты не можешь винить его за это.
– Знаю.
– Моя мама такая же, – говорю я ему. – После отца… она, бывает, слишком опекает меня.
– Как она справляется с тем, что ты далеко, путешествуешь по миру?
– Потихоньку ей становится проще. – Я мягко смеюсь.
– Как насчет того, что ты встречаешься со мной – гонщиком? Что она думает об этом?
Вообще-то раньше он никогда особенно не интересовался мнением моей матери о нем. Догадываюсь, что это в нем разжег его отец этим вечером.
– Она счастлива, если счастлива я. Честно говоря, она не так много говорила, когда я рассказала ей обо мне и Каррике. Думаю, это по большей части связано с его репутацией. И отчасти с тем, чем он занимается в жизни.
– А ты счастлива?
Я широко улыбаюсь.
– Очень.
Он наклоняется ко мне и целует.
– И я тоже. Как никогда прежде.
Я беру ту его руку, что обнимает меня за плечи и тяну ее к своим губам, чтобы поцеловать. Я теснее прижимаюсь к его боку.
Пока мы идем, я слышу мягкие звуки начинающей играть песни Эда Ширана «
– Обожаю эту песню, – бормочу я. Вынуждая меня остановиться, Каррик говорит:
– Потанцуешь со мной?
Я осматриваюсь вокруг.
– Эм, здесь?
– Да, здесь. Я хочу потанцевать с моей девочкой под звездами. – Жестом он указывает на ясное ночное небо.
Затем он закручивает меня в свих руках так, что я оказываюсь к нему лицом.
– Ты не можешь отрицать, что мусорный бак добавляет некой романтичности ситуации.
– О, да, грязный мусор… так сексуально. – Я начинаю смеяться, восхищенная тем, как он смеется надо мной.
– Замолчи и танцуй со мной. Ты убиваешь момент.
– Ладно. – Я уступаю, давая ему двигать нас под музыку. Но я чувствую себя несколько смущенно и глупо. Я бросаю взгляд на ресторан через дорогу. – Люди пялятся, – шепчу я. – Так позволь им пялиться. Мне плевать, потому что я не смотрю на них. Я смотрю только на тебя.
Это заставляет меня посмотреть на него. Он смотрит на меня так, как и всегда – с такой проницательностью во взгляде, что я чувствую ее отголоски глубоко в сердце, чувствую, как она проникает в те места, в которых он уже прочно обосновался.
– Что, если кто-то узнает тебя? – спрашиваю я, пытаясь приземлить себя и не потеряться в нем окончательно.
Но тогда он говорит:
– Тогда они увидят меня, танцующим с моей девочкой, по которой я схожу с ума. – Он прекращает танцевать, в его взгляде серьезность. – И я, малышка, абсолютно, чертовски, до умопомрачения без ума от тебя.
И ощущение приземленности возносится к звездам вместе с моим сердцем. Прильнув к нему, своим лбом я прижимаюсь к его и закрываю глаза, несмотря на глубину моих чувств.
– Я тоже без ума от тебя.
И я остаюсь с ним, танцуя на улице Будапешта, пока песня не затихает, осознавая, что время, которое я провожу с ним, стремительно подходит к концу, и не понимая, как остановить то, к чему все идет.
Глава двадцать четвертая
Я прижимаю кончики пальцев к холодному стеклу окна, через которое смотрю на освещенную городскую трассу «Марина Бей», где завтра у Каррика будет гонка.
Сейчас поздно. Каррик спит в постели, а я боюсь.
Мои страхи растут все сильнее с каждой следующей гонкой. Ото дня ко дню я сражаюсь за сон. Мысли спутаны. И кажется, будто переживания не отпускают меня из-за того, что время от гонки до гонки проходит слишком быстро.
Я вымотана, истощена и в смятении.
И здесь, в Сингапуре, ощущения хуже всего. Я правда стараюсь изо всех сил и не знаю, почему так происходит, – может, потому что гонка уже завтра в девять вечера. Не то чтобы в Сингапуре была плохая трасса. Просто темнота, даже несмотря на освещение, создает помеху для ясного обзора.
От мыслей о завтрашнем дне, о том, как Каррик забирается в болид и выезжает на трек… я чувствую тошноту.