Жажда смысла. Человек в экстремальных ситуациях. Пределы психотерапии

Мы можем рассмотреть действенность психоаналитического метода в свете диалектического взаимодействия противоположностей – созидания и обнаружения смысла. Современная техника психоанализа состоит из двух противоположных элементов (Ermann, 1993). Первый элемент предполагает отграничение и, соответственно, создание смысла в ходе структурирования на основе интеллектуального инсайта и аналитического сеттинга. Инсайт опосредован аналитическими интерпретациями и имеет дело с отграничивающим воздействием и структурирующими ориентирами. При этом интерпретации должны быть в некоторой степени «двусмысленными» (неоднозначными), оставляющими достаточно игрового пространства для собственной активности, фантазии или для возможной защитной реакции клиента.

Терапевтический сеттинг включает аналитические правила – «базовый принцип» свободного ассоциирования и «рабочий альянс», который соответствует принципу реальности в своей строго определенной временной и финансовой структуре и аналитической установке на абстиненцию. Это означает отказ от директивного влияния и активного вмешательства со стороны аналитика, то есть установку на «нейтральность».

Такая конфронтация с принципом реальности через интерпретации, строгий аналитический сеттинг, рабочий альянс и заповедь «говори, а не действуй» обеспечивают необходимые границы и могут привести к созиданию смысла. Второму элементу аналитической техники сегодня придается не меньшее значение. Для него характерна «центрированная на опыте переживания работа над отношениями», эмпатический «холдинг», то есть во главу угла ставится эмоциональный опыт, «встреча» двух людей, перенос и контрперенос, а также «бессознательные фантазии об отношениях». Поэтому сегодня психоаналитики смягчили изначально ригидную и отчуждающую абстиненцию. Сегодня они чаще «выборочно и экспрессивно» отвечают на вопросы пациента (Heigl-Evers, Heigl, 1988), то есть гибко выражают свои личные чувства, мысли и оценки, если это терапевтически оправдано. Кремериус говорит о модифицированной абстиненции и о ситуативном применении абстиненции. Этот второй элемент аналитической техники («материнская техника») был противопоставлен «отцовской».

«Материнский элемент» психоаналитической техники опирается на открытость, неструктурированность и размывание границ. Со стороны клиента есть свободное ассоциирование, а для терапевта это означает «свободно плавающее внимание» и эмпатичное, эмоционально теплое отношение к пациенту. Речь также идет о том, чтобы освободиться от жестких стереотипов и позволить течь внутреннему и внешнему опыту, не ограничивая его никакой цензурой, что указывает на аспект обнаружения смысла.

Неудивительно, что терапевты стали задаваться вопросом о смысле почти с самого появления классической инсайт-терапии с акцентом на интерпретациях и технике, а также с возникновением терапии эмоциональных переживаний. Терапия стала в большей мере ориентирована на межличностные отношения, в которых создается смысл.

Изначальное стремление к индифферентности и ригидное пуристское применение правила абстиненции позднее подвергалось резкой критике в психоаналитической литературе: высмеивались «аналитики с каменным лицом», страдающие от «аффективного атеросклероза» (Гринсон), и «игра в молчанку» (Стоун), и «закушетники» (Мозер). Губительная абстиненция психоанализа по отношению к социальным проблемам привела к тому, что, несмотря на вызов эмансипации, умалчивались смысл и бессмысленность политических событий. Впрочем, общественнополитически ангажированные психоаналитики особенно часто критиковали абстиненцию, а, например, Парин вообще призывал к отказу от нее. Он считал, что введение правила абстиненции сказалось на психоанализе «неблагоприятно, контрпродуктивно или даже пагубно» (Parin, 1987, S. 176), так как недоступность нейтрального аналитика искушает его властью, а также потому, что абстиненция теоретически узаконивает удовольствие от нарциссического всемогущества.

Мы все же считаем, что абстиненция как динамическое взаимодействие эмпатически принимающей близости и отграничивающей, конфронтирующей дистанцированности является частью терапевтического искусства при условии, что она применяется сознательно и ответственно, с внутренне усвоенной профессиональной этикой. Речь идет о том, чтобы уметь найти, с одной стороны, максимальную степень доверия и близости и, с другой стороны, необходимую безопасную дистанцию, без сексуальных и нарциссических злоупотреблений со стороны терапевта (Wirtz, 1994).