И если осмысленный ход жизни может быть описан как удовлетворение базовых потребностей человека, как гармоничное равновесие между приспособлением к внешним социальным условиям и потребностью в самореализации, между самоограничением и доверительной открытостью внешнему, то при травме этому балансу наносится огромный ущерб. Даже если границы Я не разрушены полностью, то происходит «отталкивание» в виде чрезмерной защитной реакции отграничения и рефлекса «замирания». Вместо гибкого колебания между отграничением и открытостью, что характерно для диалектики здорового жизненного процесса, наступает паралич и окостенение личностных границ, сокращение жизни до минимального уровня (vita minima), до «жизни при свече». Из-за внешней угрозы в условиях большей осторожности и недоверия должны быть заново определены собственные границы и сокращено жизненное пространство. Беккер указывает на то, что устанавливается новое равновесие между внутренним и внешним миром, при котором тяжело травмированные люди должны заново, так сказать, «переоборудовать» себя, приспособиться к деструктивному миру. Беккер назвал новый баланс «равновесие разрушения». В этом случае задачей терапевта становится «разрушение равновесия разрушения», то есть торможение защитной реакции приспособления к деструктивному миру с помощью своей аутентичной установки на доверие (Becker, 1992).
Травмирующие события невозможно интегрировать в существовавшую до травмы систему взаимосвязей; они делают невозможными «доверительные» реакции и способы совладания с трудностями, а также ведут к когнитивной дезорганизации. Человек кажется себе незначительным и обескураженным, а мир – угрожающим, ненадежным, злонамеренным и неконтролируемым.
Фельдманн исследовал подобную смену жизненной перспективы и когнитивную переориентацию Я-концепции у женщин, подвергшихся насилию, и описал эти процессы как последствия виктимизации (Feldmann, 1992; Janoff-Bulman, 1993). После травмирующих событий полуразрушенные убеждения человека должны быть заново собраны вместе и сопоставлены между собой, чтобы, несмотря на травму, сохранилась идея смысла окружающей жизни. К такому когнитивному переориентированию относится своего рода «растяжение» существовавших ранее схем (Sgroi, 1988), чтобы все же найти травме место в пределах позитивных образов и представлений о себе и мире. Фельдманн пишет об этом процессе:
«Это означает, что необходимо отойти от представлений о глобальной злонамеренности и неконтролируемости окружающей действительности, а также от представлений о себе как о слабом и уязвимом человеке, поскольку они непродуктивны для жизни в реальном мире. Следующим шагом становится создание личной «теории» действительности, достаточно реалистичной, чтобы ассимилировать травмирующее событие и локализовать его, чтобы позволить жизни быть ценной, несмотря на все ее ограничения, позволить себе снова войти в жизнь» (Feldmann, 1992, S. 98).
В психотерапии травматического опыта речь идет о том, как могут быть отвоеваны назад смысл и жизненные ориентиры после прорыва хаоса бессмысленности в относительную упорядоченную картину мира и после погружения в абсолютный мрак и несвободу внутри и снаружи.
Решающими для масштаба развития симптомов и возможностей психологической переработки травмы являются не только травмирующие события, насилие или пытки, но и то, каким образом человек понимает, с чем он столкнулся, и какое значение он придает травме. Когнитивная организация человека, его жизненные аксиомы и базовые убеждения влияют на то, как будут оценены события. Любое внешнее раздражение находит отклик и в мышлении, и в чувствах человека. Происходит процесс оценивания, который зависит от структуры его личности, от его способностей и слабых мест. Поэтому одна и та же ситуация, одна и та же травма по-разному переживается и перерабатывается разными людьми. Э. Хиллезум, будучи студенткой, изучающей психологию, так описала свои впечатления от депортации евреев:
«Время от времени здесь умирают люди, чей дух сломлен, потому что они не могут больше найти никакого смысла существования. Молодые люди. Все пожилые люди крепче стоят на ногах, лучше укоренились и принимают свою судьбу с достоинством. Да, здесь можно увидеть много самых разных людей и оценить их по их отношению к труднейшим и последним вопросам» (Gaarlandt, 1993, S. 210).
То, как люди реагируют на травмы, зависит, таким образом, от их внутренней установки, от того, какое значение они приписывают случившемуся, от «ценностной установки», по формулировке Франкла. Из этого возникает такая задача терапии, как изменение этого приписываемого значения, например, как это делают в нейролингвистическом программировании. В психосоциальной работе с теми, кто пережил насилие и пытки, также используют техники когнитивной психотерапии, например переаттрибутирование, или иное толкование человеком проявлений своей слабости, что уменьшает груз стыда и вины, уничтожающих человека.