Жажда снящих

Но убивали его собственные боги, жившие на небе – и в этом было всё дело. Сухой жар солнца, сжигавший его белую кожу, усиливал лихорадку и воспаление гниющей раны. А боги реки были к нему милостивы. Они позвали его к себе, они привели его к Таринайе – зачем они сделали это? Час назад, разглядывая почерневшее лицо северянина, она была уверена, что ей надлежит принести его в жертву Полноводной: не для того ли боги свели их в этой лодке? Но теперь она сомневалась. Боги реки хранили обоих – и мсанку, и вероломного северянина, который им даже не молился…

Может, они просто не хотели для него такого конца, что уготовили боги неба? Может, хотели эту жертву для себя – и только для себя?

«Но что же это за жертва, если умирает она своей смертью?» – подумала Таринайя и улыбнулась с благодарностью – теперь она знала, что угодно её богам.

Боги реки молчали, а боги неба издевались над своим умирающим сыном, усиливая его муки. Таринайя порадовалась, что не должна поклоняться богам неба. Её боги тоже жестоки, но они ещё и справедливы. Хотя, возможно, северянин чем-то прогневал своих собственных богов?..

– Это расплата за клятвопреступничество, – вдруг поняла Таринайя и так удивилась, что сказала это вслух. Северянин шевельнулся, захрипел, поднял на неё побелевшие глаза. Он что-то сказал, но она не двинулась, опасаясь, что, если подойдёт слишком близко, он схватит её и бросит в воду. Впрочем, течение тут было уже послабее: лодку медленно несло к берегу. Пожалуй, не позднее чем к вечеру они окажутся на твёрдой земле.

Вернее, только один из них.

Северянин сел. Только когда он выпрямился в лодке, огромный, страшный, Таринайя поняла, что это чудо – он должен был давно умереть. Гнойная кровь текла у него изо рта и носа, а дышал он так громко, что его, наверное, слышали рыбы. Он посмотрел на Таринайю, что-то прохрипел и протянул к ней руку – здоровую, больная давно уже скрючилась и омертвела.

Смерть сначала смотрит в глаза, а потом зовёт за собой – так было всегда.

– Нет, – сказала Таринайя и, не уверенная, что он может слышать её, подняла и опустила подбородок, подтверждая слово жестом. – Нет.

Северянин с хрипом перегнулся через борт, и его вытошнило в Полноводную.

«Спасибо вам, милосердные боги реки», – подумала Таринайя и встала.

Лодка качнулась, тяжёлое обмякшее тело поползло вниз. Северянин, кажется, не сразу почувствовал, что происходит, а когда понял, дёрнулся и тем завершил дело. Он рухнул за борт с гигантским всплеском, обдав Таринайю не по-летнему ледяной водой – всю, с головы до ног. И одновременно с этой волной волна дикой горечи захлестнула её. Те, что на небе… они хотя бы карают за дела.

«Я ведь верила вам, – подумала Таринайя, когда косматая рука северянина – правая рука, опухшая, онемевшая, мёртвая – зацепилась за борт и лодка стала крениться на бок. – Он клятвопреступник, и боги неба к нему суровы; я принесла вам жертву, почему вы суровы ко мне? Это так…»

Она не закончила мысль, соскользнув с кормы и камнем врезавшись в зеленую гладь. Воды сомкнулись над её головой. Таринайя забила ногами, отчаянно пытаясь вынырнуть, но течение уже тащило её за собой, так же легко и неумолимо, как тащило лодку, в которой боги реки везли двух овец себе за заклание. Здесь, под водой, течение было жёстче и злее. Здесь оно говорило правду.

«Я же сделала всё, как вы хотели», – подумала Таринайя и увидела золотисто-янтарный глаз, глядящий на неё сквозь плёнку воды с безграничного синего лица.

«Да, – услышала она. – Всё, как мы хотели».

И только тогда поняла, что всю свою жизнь молилась вовсе не богам.

Стигматы