- Это…. Все случилось прошлой ночью, - она сделала еще один глубокий вздох, ловя успокаивающие нотки, исходящие от заботливого взгляда Гарри. Гнев постепенно таял, но его снова заменил внезапный страх того, что она должна была сказать.
Это была любовь. Ее, Гарри и Рона. Любовь.
- Я отлучилась в дамскую комнату. У меня разболелась голова. И… - у нее внезапно начинают дрожать руки. Внезапно сбивается дыхание… внезапно… Гермиона мысленно представила, как стоит в девчачьем туалете, избитая, с дико рвущимся наружу сердцем…
Гарри незаметно придвинулся к ней и, взяв её за руку, начал гладить большим пальцем по тыльной стороне ладони, словно успокаивая. Она посмотрела на него, слабо улыбнувшись. «Если бы ты только знал!»
- Это не Малфой.
Гарри замер, но руку её не выпустил.
- Тогда кто? – спросил он, заставляя себя произнести это тихим и спокойным голосом.
- Если я скажу, - начала она, - вы должны дать мне слово ничего не предпринимать. Здесь уже ничего не поделаешь. В любом случае, уже слишком поздно. Потому что я бы так и сделала, если бы могла. Я бы… ммм… пошла бы к Дамблдору, - нет! Только не начинай заикаться!
Мальчики не проронили и слова.
- Пожалуйста. Пообещайте, - настойчиво попросила она.
Рон подавил вздох.
- Гермиона, как мы можем пообещать тебе такое?
- Потому что я прошу об этом. Потому что я не могу рассказать, пока вы не пообещаете. Мне нужно довериться вам в этом.
Рон перевел взгляд на друга. Гарри посмотрел в ответ. Несколько секунд они вели молчаливый диалог.
- Кто, Гермиона? – повторил вопрос Гарри.
- Нет, прежде пообещайте.
Он опустил взгляд и, казалось, что прикусил себе язык; упорно не поднимая взгляда на нее. Из его груди вырывались тяжелые замедленные вздохи.
Когда же он снова взглянул на нее, то только кивнул.
- Скажи это вслух.
- Я обещаю.
- Рон?
Но тот только отрицательно помотал головой.
- Гарри, друг, - начал, было, он, - Ты не можешь и в самом деле думать, что мы не …
- Нам нужно знать правду, Рон, - прервал его Гарри. – И это главное. А в остальном… остальное только Гермионе решать.
Рон снова повернулся к ней. Эмоции ожидаемо отразились красками на его лице.
- Обещай мне, Рон, - настаивала Гермиона, избегая вопросительного взгляда Гарри.
Рон закатил глаза.
- Это не похоже на обещание, - она нахмурилась.
- Ну, тогда…, - она могла даже услышать, как сомкнулись его челюсти. – Обещаю, - и он снова заерзал на своем стуле.
Гермиона открыла рот и, внезапно, снова закрыла; сглотнула и снова повторила попытку: - Хорошо, - она выдохнула, - Панси Паркинсон и Миллисент Буллстроуд.
Едва только Гермиона произнесла первое имя, как злобное рычание, окрашенное в тона потрясения, отвращения и других схожих эмоций, которые она не хотела распознавать, вырвалось из их глоток.
- Паркинсон? – повторил Гарри совсем тихим - как будто это было возможно - голосом. – Ты не можешь… она не может… почему, черт возьми?
- Ты должен знать причину.
Рон впечатал кулак в диванную подушку: - Потому что она – грязная су…
- Гарри? – спросила Гермиона. – Ты же должен знать? – и снова этот вопрос.
- Малфой, - выплюнул Гарри, стиснув зубы.
- Она думает, что между нами что-то есть.
- А это так?
- Нет!
НЕТ!
И в этот самый момент ее сердце перестало биться.
В этот самый момент Гермиона Грейнджер окончательно осознала всю правду о себе. Правду, которую она уже не скажет вслух.
То, что она жила ложью. Щедро приукрашенными сказками о друзьях и любимых. В пренебрежительном и наплевательском отношении на все нравственные нормы, которых когда-либо придерживалась.
Порочный круг. Гарри вдруг четко осознал, что именно сейчас оказался в одном из таких.
О, для не новость, что он вел себя агрессивно. Что этим все только испортил. А еще, наверное, шокировал Гермиону, а может даже и Рона.
И еще он знал, что причиной всему послужила ненависть к Малфою, пропитавшая воздух вокруг. О да, он прекрасно осознавал это, словно мог побыть лишь сторонним наблюдателем и, заняв ту дивную объективную позицию, смог бы увидеть вещи в ином свете.
Не основные, конечно. Они-то никуда не денутся. Малфой - ублюдок, всегда был им и останется. А Он, Рон и Гермиона – лучшие друзья и так будет всегда. А вся эта ситуация стала – да и была по сути – всецело вводить в заблуждение происходящим между Гермионой и Драко.
В независимости от того, чем это было: обидел ли ее Драко, возжелал ли, или даже – Гарри вздрогнул от одной мысли – любил ее. Или это было просто… чем-то иным. Очевидно только, что не все разом. Возможно даже чем-то от того и другого в равной степени. Вполне. И Гарри даже не хотелось задумываться на эту тему. Хотя он уже только тем и занимался, что думал, по большой мере, каждый божий день.
И то, что он при этом чувствовал, больше всего и сбивало с толку. И в тоже время было таким простым.