Жажда жить

— На какое же предложение вы рассчитываете?

— Вопрос в том, что могу предложить я. Я здесь родился, здесь же родились мои отец и мать. У меня многолетний опыт работы в аппарате главного инженера.

— А мост собственного имени вам не понадобится, а, Чарли? — поинтересовался еще один парень.

— Заткнись, — оборвал его парень, говоривший больше других.

— Слушайте, вы же знаете, и я знаю, и все знают: главное, что я могу предложить, — армейский послужной список. — Чарли потрогал орден на груди: — Вот эту штуковину, и еще одну, к которой я представлен.

— Ясно, ясно, — закивал главный парень. — Ну что вам сказать, конечно, вы не ждете немедленного ответа. Нам придется все тщательно взвесить, рассмотреть со всех сторон. Но вас мы не забудем, это я могу пообещать уже сейчас. Это может быть совет. Или что-нибудь другое. Но о вас позаботятся. Такая постановка вопроса вас устроит?

— Абсолютно, — сказал Чарли, понимая, что теперь от него ждут, когда он откланяется. — Это уж на ваше усмотрение, господа.

В ближайшие две недели Чарли потратил массу времени на то, чтобы докопаться до смысла совершенного одним из парней faux pas^[23], когда тот обмолвился о мосте и его наименовании. Но попытки его оказались совершенно безуспешны: утечки парни не допускают — правило, которое Чарли предстояло усвоить уже в ближайшие годы, когда он окажется на обочине деятельности форт-пеннской хунты. Еще мальчиком, затем молодым человеком он был знаком с господами из Плановой комиссии, на протяжении долгих лет его встречи с ними оставались нечастыми и сугубо формальными. И ничего из этих господ выудить не удавалось, хотя Чарли и знал, что какие-то секреты у них имеются.

На следующее заседание в «Погребок» его уже пригласили, и хотя приглашение было передано по телефону, звучало оно как вызов на большой дипломатический прием: «Чарли, будьте завтра в „Погребке“ к двенадцати тридцати. И не надо надевать военную форму». Все. Собеседник не представился, да и не было в том нужды. Оделся Чарли, как всегда, весьма опрятно, в полуофициальном стиле. Темно-серый костюм из плотной камвольной ткани, пиджак с тремя пуговицами, мягкий белый воротничок, скромная рубашка в полоску, кожаные, с восемью дырочками для шнурков туфли на высоком каблуке и узкими носами, купленные еще во времена призыва в армию, когда офицеры носили кожаные краги. Их Чарли начистил с особым тщанием. На нем была новая бежевая шляпа от Крофута-Кнаппа, с глубоким вырезом посередине тульи. На поясе покачивались золотые часы с цепочкой, пропущенной через верхние карманы жилета, а в качестве украшения он нацепил старый значок студенческого общества «Сигма ню». Чарли настолько стремился придать себе цивильный вид, что даже не прицепил к лацкану пиджака форменную пуговицу 28-й дивизии, в которой служил в годы войны.

Приглашение уже само по себе было лестно; точно назначенное время возбуждало. Даже Луиза не знала, что раньше никто не удостаивался чести сидеть за одним столом с парнями. То есть на свои заседания парни приглашали, кого им надо, почти каждую неделю, но не разделить трапезу.

На обед подали кислую капусту, свинину, картофельное пюре, пельмени, затем печеные яблоки и кофе. После того как убрали грязную посуду, на столе появился большой кувшин с пивом и туферсы — укороченные сигары. Во время обеда не вели серьезных разговоров — эти господа были серьезными едоками. После того как бокалы были наполнены и сигары зажжены, главный парень прикрыл на несколько секунд глаза, затем поднял веки и пристально посмотрел на Чарли.

— Мэром хотите быть? — отрывисто спросил он.

На отставку Джорджа Уолтауэра Форт-Пенн отреагировал без священного ужаса, но с некоторым изумлением. В барах и парикмахерских, клубах и трамваях, пошивочных мастерских, публичных домах, табачных лавках, словом, там, где люди встречались друг с другом и толковали о политике, считалось само собой разумеющимся, что кресло мэра навсегда зарезервировано за Джорджем Уолтауэром и что это единственное в покончившем с войной, но все еще задерганном мире, о чем можно не беспокоиться. Мэр? Ну да, у нас есть мэр. Джордж Уолтауэр. У нас есть река Несквехела и Джордж Уолтауэр.