Жажда жить

— В таком случае ответ — мой ответ — таков: ты вела себя абсолютно по-женски. На дворе 1920-й год, люди стали более просвещенными, чем во времена наших родителей. Более просвещенными — не значит более знающими, просто более честными в объяснении мотивов поведения. Что такое духи? Духи — это всего лишь инструмент мужского поведения в руках женщин. Что такое платье с глубоким вырезом? То же самое. По-мужски женщина начинает вести себя лишь в том случае, если преследует мужчину так, как «по правилам» должен мужчина преследовать женщину. В 1920 году это означает, скажем, телефонный звонок, такой вот способ преследования.

— В моем случае я звонила ему по телефону.

— Что ж, Грейс, в таком случае, полагаю, это можно назвать мужским поведением. Это, извини за выражение, техника нападающего, мужская техника, в отличие от платья с глубоким вырезом, являющего собой технику женскую. Не думаю, что на нашем веку и в условиях нашей культуры женщина сможет позволить себе проявить инициативу, избежав при этом старого определения «нападающий». А может, так будет всегда. Это возвращает нас к основам. Жеребец чует кобылу за милю и устремляется за ней. Но опять-таки извините за прямоту, духи-то чьи? Кобылы, разумеется. Мне кажется, людям не нравится, и наша культура отвергает, что женщина душится и в то же самое время преследует жеребца. Это неправильно. Предполагается, что кобыла пользуется определенными духами, запах которых доносится до жеребца, оказавшегося на самом близком к ней расстоянии. И если какая-нибудь кобыла… э-э… летит что есть духу к забору, чтобы убедиться, что жеребец почуял запах ее духов, других кобыл это возмущает и они вполне могут залягать ее до смерти.

— В настоящем бою лошади кусаются, а не лягаются, — возразила Грейс. — Таким образом они стараются переломать сопернику ноги. Но во всем остальном ты прав. — Она закурила третью за день сигарету. — Насколько я понимаю, ты меня о чем-то предупреждаешь?

— Как это?

— Мол, другие кобылы вполне могут меня залягать.

— Не знаю, право. Но может, ты и права, — согласился Эдгар.

— Держись подальше от Джека Холлистера — вот что ты хотел сказать.

— Холлистера?

— Эдгар, у вас с Бетти нет секретов друг от друга. Она все тебе говорит, так что не надо притворяться.

— Ну да, — кивнул он, — именно это я и хотел сказать. Не надо начинать эти игры с Холлистером.

— Ну же, Эдгар, пусть все будет по-честному.

— Хорошо, хорошо, не надо продолжать эти игры с Холлистером или, если угодно, начинать заново. Холлистер — частная собственность. Больше того, Грейс, он превращается в нечто вроде идола, маленькое божество. Ну ладно, скажем, божество — это слишком сильно сказано, пусть будет божок. В любом случае о нем говорят на каждом углу. Все его читают, все его цитируют, перевирают. Вчера у меня был разговор с губернатором, и хочешь — верь, хочешь — не верь, но он начал пересказывать какой-то анекдот из «Пилюль». А я-то, признаться, думал, что он вообще ничего не читает, даже счета, которые подписывает. Но в любом случае, Грейс, если у тебя начнется что-нибудь с Холлистером, скандал поднимется страшный, именно потому, что он — божок. И всю вину свалят на тебя.

— Залягают до смерти?

— Да. И не только кобылы. Жеребцы — тоже, те, которым до тебя не добраться.

— Эта метафора… по-моему, мы злоупотребляем ею, особенно учитывая, что я никогда не казалась себе пастбищем. А что, если этот господин хочет перепрыгнуть через забор без всякого зова с моей стороны?

— Грейс, Грейс, Грейс.

— Ладно, — рассмеялась она, — по крайней мере теперь я знаю, что ты обо мне думаешь.

— Мэм, с меня вполне хватает моей женщины, да и не ходок я. Но если кто-нибудь скажет, что ты ему интересна…

— О Господи, и много таких?

— Кажется, так говорили о Клеопатре, так что тебе не о чем волноваться. И все же легко понять, почему мужчинам хотелось бы убедить себя, будто твои чары не производят на них никакого впечатления. Честно говоря, я и сам заставил себя в это поверить. Я смотрю на тебя просто как на подругу Бетти, и это сильно облегчает жизнь. И я точно знаю, что и тебе от меня ничего не нужно, иначе бы мы не сохранили невинность до нынешнего июльского дня 1920 года. И пусть так будет впредь.

— Ах ты, негодяй, что за оскорбления!

— Помилуй, — засмеялся он, — какие оскорбления. Я боюсь тебя. Настолько боюсь, что сейчас убегаю наверх, холодный душ надо принять. — Эдгар встал, потянулся, подхватил пиджак за воротник и накинул его на плечи.

— Трусы меня не интересуют, — фыркнула Грейс.

Он мягко погладил ее по голове:

— Грейс, не теряй друзей, меня и Бетти.

— Это что, тоже предупреждение? — Она высвободила руку и потрепала его по кисти. — Кстати, думаешь, мне понадобятся друзья?

— Может, и так, и тогда у тебя будем мы.