Борода закрывает лицо, скрывая то, кем я являюсь... кем был.
Воспоминания о прошлой ночи вспышками проносятся у меня в голове.
Реки алкоголя. Девчонка, трущаяся о мой член в баре. Затем она же, скачущая на нем уже по-настоящему в номере отеля.
Мысли, которые должны бы заставить меня чувствовать себя лучше.
Но эффекта нет.
Эти мысли приносят только пустоту.
Отправляясь в спальню, я надеваю свободные черные спортивные штаны и простую черную футболку.
Убирая телефон в карман, спускаюсь вниз. В тишине иду на кухню и включаю кофе-машину.
Отступая от кухонной столешницы, я сгибаюсь, кладу руки на ее поверхность и на них опускаю голову, давая шуму от кофе-машины усугублять головную боль и грохотом проноситься через пустоту в моей по́лой груди.
Обонянием чую запах кофе, хватаю кружку и наливаю в нее напиток.
Крепкий и черный.
Разворачиваясь, спиной прижимаюсь к кухонной столешнице и смотрю на фотографию на стене.
Это фотография Айртона Сенны с его же автографом, ее мне принес отец, когда я был ребенком.
Я должен был умереть. Я бы умер легендой.
Не мужчиной, которым являюсь сейчас.
Никому не нужным и вышедшим в тираж.
Я больше не могу быть им. Этой долбаной немощной версией себя.
Я должен снова участвовать в гонках.
Должен вернуться в машину.
Должен сделать это.
Я могу.
Я водил всю свою жизнь.
Поставив кофе, я обуваю сникеры и иду к внутренней двери, ведущей в гараж.
Когда я дохожу до нее, то застываю.
Я не был здесь с самой аварии.
Рука начинает трястись.
Сжимая руку в кулак, я заставляю напряжение уйти.
Открываю дверь.
Меня сражает сильная волна спертого воздуха. Дыша этим воздухом, я дохожу до выключателя и включаю свет.
Вот она.
Моя машина. Осовремененная синяя "Шевроле Камаро" купе 1967 года.
Она продавалась в местном гараже рядом с моим домом в Бразилии, а я давно положил на нее глаз. Мой отец купил ее, когда мне исполнилось восемнадцать. Когда я переехал в Лондон, то сюда же переправил и ее. Куда бы я ни отправился, она всегда со мной.
Отбросив страхи прочь, я стал передвигать ногами в направлении машины.
Разблокировав ее, открываю дверь.
Она источает все тот же аромат, за исключением спертого и влажного воздуха, которым пахну́ло всего на мгновение.
Глубокий вдох, и я забираюсь внутрь.
Я закрываю дверь с хлопком.
Зажмуриваясь, я игнорирую страх, застрявший в голове.
– Я могу, – говорю я себе.
Вдыхая через нос, поднимаю ключ. Пока я не пытался вставить его в зажигание, я не понимал, насколько сильно дрожит рука.
— Черт, — шиплю сквозь сжатые зубы. – Я могу.
Со мной ничего не случится. Молния не бьет в одно место дважды. А теперь перестань быть трусом, Сильва, и заводи чертову машину.
Я вставляю ключ и, прежде чем страх отговаривает меня, завожу двигатель.
Пару секунд из глушителя машины слышатся глухие выстрелы, а двигатель работает с перебоями. В эти секунды в моем разуме возникают мольбы, чтобы она не завелась.
Машина оживает с грохотом и включается радио.
От ощущения вибраций ревущего мотора и громко играющей музыки моя голова взрывается. Образы аварии атакуют все мои органы чувств.
Я чувствую запах дыма.
Во рту чувствую привкус крови.
Грудью ощущаю давление.
Пальцами я стремлюсь выключить двигатель.
Открывая дверь, вываливаюсь из машины и падаю на колени. Судорожно вдыхаю воздух.
— Черт! — Кричу я и раздраженно сжимаю голову. — Черт! Черт! Черт! — Кулаком ударяю по полу, не обращая внимания на охватывающую руку боль.
И после этого теряю самообладание.
Поднимаясь на ноги, я хватаю подпирающую стену бейсбольную биту и начинаю разносить свою машину ко всем чертям.
Глаза заволокло красной дымкой, и я вымещаю все свое раздражение, боль и страхи на машине, ударяя по металлу и стеклу снова и снова. Но не имеет значения, сколько ударов я нанесу, мне не становится лучше.
Отшатнувшись, я осматриваю оставленные мной повреждения.
Машина в аварийном состоянии.
Это машина, которую купил мне отец – все, что от него осталось, и я уничтожил ее.
Меня охватила горечь.
На нетвердых ногах я отправляюсь в дом и иду в свой кабинет.
Вижу все эти стоящие в ряд насмехающиеся надо мной награды.
И понимаю, что бита по-прежнему в руке.
По венам все еще струится ярость, и я направляю биту к призам, замахиваюсь на то, что осталось от моей карьеры, разношу награды на куски до тех пор, пока не вижу, что больше ничего нет, лишь разрушения.
Бита выпадает из трясущихся рук.
Мне не лучше. Только хуже, если это вообще возможно.
Я ненавижу самого себя.
Я падаю на колени посреди беспорядка, что создал. Руками держусь за голову, хватаюсь за волосы и впервые с момента аварии плачу.