Он нажал отбой. Это была наглость неслыханная, не бывалая. Губернатор допускал, что у МВД может быть отдельное руководство, но в разговоре с ним, личным наместником, который пусть раз в год, но принимал от президента ежегодную верительную грамоту… в разговоре с ним самолично отключиться… Это было беспрецедентное нарушение служебной этики, плевок в лицо, и этот тон! Что-то переменилось, переломилось, он хотел проснуться.
Он вызвал заместителя по общим вопросам – по сути, шефа своей канцелярии, занимавшегося должностной перепиской и готовившего отчеты для Москвы.
– Виктор Андреевич! Распорядитесь там, пожалуйста, чтобы люди навели порядок в резиденции.
– Сейчас, – ласково отозвался заместитель; по крайней мере этот еще его не предал. – Они только в офисе закончат…
– А что, в офисе тоже обыск?
– Так, небольшой. Они тут сделали беспорядочек слегка, но ребята уже опять сделали порядочек. Они требовали, чтоб я им компьютерные пароли сдал, но я не сдал. Не имеете права, и все. Они сказали, что завтра с вами поговорят. – Завтра я с ними поговорю так, что они у меня никакого пароля не захотят, – пообещал губернатор. – Из Сибири в Сибирь, a? – проговорил он, обращаясь уже к самому себе – Я знаю, кто поедет из Сибири в Сибирь… Совсем стемнело. Он стоял один среди разоренной спальни которой еще сегодня утром прощался с Ашей. Аша, да, Аша. Надо забрать ее немедленно и везти куда угодно. Видимо действительно очень серьезно. Если завтра не примут мер по его жалобе и не уберут Хрюничева с командой, он тут же подаст в отставку. Приземлиться есть где. В конце концов, чем терпеть все это… Он давно уже чувствовал, что не может больше встраиваться в государственную пирамиду, где ни один его плюс не требовался, а минусы горячо приветствовались, где у него были все основания для успешной карьеры, кроме единственно необходимого – бездарности. Губернатор едет к тете.
– Никита!
– Слушаю-с. – Никита возник по первому зову.
– Сейчас сюда Мстиславский пришлет людей наводить порядок, проследи. Я поехал за Ашей, приеду с ней. Распорядись насчет ужина.
– Сделаю.
Губернатор стремительно вышел из спальни и приказал Васильичу гнать на Саврасовскую. Охрану он на всякий случай прихватил.
– Что ж вы, сволочи, – горько сказал он телохранителю в машине. – У вас на глазах такое творили в доме, а вы?
– Что ж нам, отстреливаться было, Алексей Петрович? Мишка полез к ним, да они его положили мордой вниз… («Ответят и за Мишку», – отметил про себя губернатор.) Они бумагу предъявили. Сами знаете, мы люди служилые, Служилые, знаем. Это универсальное местное оправдание для всех не хочет ни за что отвечать. Я и сам до последнего времени был такой служивый: надо пороть – порол, дезертиров ловить – ловил, и правильно. Что будет, если служивый забудет службу?
– Но могли вы хоть сказать, чтобы они не свинячили так?
– А кто видел? Нас всех услали вниз, в служебку, там мы и пересидели… Хрюничев сам был. Сказал, вам все объяснит и чтобы не злились.
– Ну, объясню я ему и сам кое-чего…
В окнах Григория не было света. Губернатор взбежал на третий этаж, за ним тяжело топотал телохранитель.
Бороздин готов был застать полный разгром, выломанную дверь, а то и труп, чем черт не шутит, – но дверь была заперта. На первый же звонок отозвался испуганный Григорий.
– Да?
– Откройте, свои. Григорий приоткрыл дверь.
– Вы один?
– С телохранителем. Аша где?
– Здесь, в кухне.
– Чего вы без света сидите?
– Была мне охота лишний раз светиться… Я весь день боюсь, что за ней придут. В местных новостях объявили приметы. Я вашу машину услышал, потому и отозвался.
– Почему приметы? Что сказали?
– Сказали, по подозрению в покушении на губернатора.
– На меня?
– А что, вы уже не губернатор? Разжаловали?
– Попробовали бы они, – сказал Бороздин, хотя и без особенной уверенности.
Они прошли в кухню. Аша сидела у стола на шаткой табуретке, уронив руки. Весь ее вид выражал тупую, странную покорность – губернатор никогда не видел ее такой.
– Сняли? – спросила она тихо.
– Да почему сняли, так, вызывали по рутинным вопросам.
– Ты не ври про рутинные. Они тебя вызывали, чтобы без тебя меня тут… Ты другое скажи: куда думаешь деть меня?
– Меня теперь быстро надо отправлять отсюда, они все приметы сообщили.
– Слушай, – Бороздин не выдержал и сел на пол, прислонившись спиной к древнему холодильнику. – Скажи ты мне русским языком: чем ты им так мешаешь?
– Им не я мешаю, – устало сказала Аша. – Им дитя мешает.
– Что такого сделает это дитя?
– Никто не знает этого. Пророчество есть. Волкам нельзя с захватчиками. Если от них родится что, то от этого человека выйдет начало. Это у вас говорят – конец, у нас говорят: начнется начало. Тогда никакой нашей жизни не будет. Чтобы начала не допустить, мы всю жизнь настороже. А вот не устерегли. Я же не знала, какого ты рода. Да я и не думала, какого ты рода. Любила я тебя очень, и теперь люблю, – говорила она спокойно, но у губернатора по коже побежали мурашки.
– Аша! Когда, в какие времена власть руководствовалась пророчествами?!