Жданов, отвали! (СИ)

В то время как я росла спокойной, училась и приспосабливалась ко всем обстоятельствам в своей жизни, Нате всегда хотелось чего–то большего. Не к родственникам, а на море. Не конфету к чаю, а поход в кафе. Быть не одной из двойни. И она всегда это подчеркивала. В 7 у нас были разные стрижки, в 10 она начала красить волосы, чуть позже делать макияж. Мне было плевать на всё это, я училась и тратила время на любимые хобби, пока она тратила время на себя любимую. У неё появились крутые подружки, и ботанша без макияжа перестала быть крутой для неё. Все школьные годы мы сосуществовали под одной крышей, где моя сестра была пупом земли, главной красоткой, крутышкой и заводилой, а я тоже вроде там была, ага. Моё терпение лопнуло летом после первого курса, когда подросшая Ната, ищущая себе лёгкой жизни и папика, который ей эту жизнь оплатит, разругала родителей, которые итак держали слишком хрупкий мир лишь ради нас. Я психанула, чётко решив, что уеду. Год собирала справки и документы, самостоятельно изучала и дистанционно досдавала предметы, делала всё для перевода к чёрту на кулички, в противоположную часть страны, подальше от семьи и поближе к Европе, чтобы не иметь с сестрой ничего общего. Она свалила в тот же год, после первого курса, уехала к отцу в другой город и кутила там, хотя когда родители развелись ни её, ни маму не волновало благополучие отца, и к нему визиты наносила только я. Готовила ему и учила его готовить, помогала ему пережить развод как могла, хотя злилась на него.

Я всегда злилась на него за то, что он нас бросил. И Жданов моё наказание за эту непроработанную злость.

Заставляю себя поднять взгляд на него и снова дергаюсь, как от удара хлыстом, когда вижу его ладонь на очевидно беременном животе сестры. Хочется громко заржать и хохотать до тех пор, пока не придут рыдания, способные хотя бы попробовать затянуть чёрную дыру в душе, которая там разверглась. Нужно присесть, понимаю, что если не присяду я нахрен рухну в обморок в холодную ноябрьскую лужу.

Это худший день рождения в моей жизни. Это в принципе худший день в моей жизни.

Я толкнула дверь кафе и официант молча принес мне стакан воды, видно, на мне совсем лица нет. Не смотрю на своё отражение, смотрю на происходящее на улице. Никита в бешенстве уходит, не слушая сестру, а Ната оглядывается в поиске меня, растерянно хмурясь.

Боже, как бы я хотела отключить к чертям совесть и бросить её здесь, сосредоточившись на своей растоптанной душе, но я по–прежнему вижу маленький округлый живот через расстёгнутое пальто. Встаю и подхожу к двери, махаю ей, и сестра тут же несётся в мою сторону, в то время как я стою и пялюсь на неё как на приведение. Она выглядит почти в точности как я, только макияж гораздо ярче и живот... Живот, в котором...

Так, Надя, дышим, медленно и уверенно. Не время помирать. Бери себя в руки.

– Вот это встреча, – улыбается сестра, проходя к свободному столику, – кто–то наверху меня любит.

А меня, судя по всему, не очень.

Я молчу. Молча снимаю пальто, вешаю на крючок и подхожу к столику.

– Вау, – присвистывает Ната, и её лицо становится менее довольным, – с каких пор ты носишь короткие платья по фигуре? Это моя фишка.

– Да, ты ведь одна во всём мире носишь платья.

– Не ворчи. Лучше расскажи, как тебя угораздило найти Жданова? Я и не надеялась, а тут такое. Ты точно будешь крёстной нашего малыша!

– Не буду, – отрезаю холодно, хотя не собиралась отвечать. Это вырвалось из недр моей души, как крик протеста, непрошенно и неуместно.

– Как хочешь, – пожимает плечами Ната, делая заказ. У неё отменный аппетит, в то время как мне кажется, что я больше никогда не смогу есть. Тошнит так, что кажется что я из нас двоих беременна.

– Крепкий чёрный кофе, пожалуйста, – на автомате заказываю любимый кофе Никиты и снова мысленно содрагаюсь как от удара.

– Ник говорил, вы были в отношениях? – буднично спрашивает моя копия, как ни в чем не бывало отламывая кусок пирожка, – я хочу знать все подробности!

– У него и спрашивай.

Я сегодня не перестану офигевать от происходящего. Мне кажется этот праздник жизни закончится в городской психиатрической больнице для меня.

– Ладно тебе хмуриться. Я тебя понимаю. Боже, как он хорош! Те выходные на море были просто крышесносными, я до сих пор дрожу лишь от воспоминаний...

– Оставь их при себе.

Я сжимаю стакан воды и борюсь с желанием выплеснуть его ей в лицо.

– Но Ник чётко обрисовал тогда свою позицию насчёт отношений, и что я слышу. Как тебя угораздило–то заманить его в отношения?

– У каждой из нас свои таланты, – отвечаю сквозь зубы.

Как прекратить этот тупой разговор? Как не сорваться и не бросить её сейчас в этом кафе? Тактична как всегда, вломилась с грацией бульдозера туда, куда не звали, и продолжает рушить мои мало–мальски какие–то вспышки сочувствия к ней.

– Значит, ты тоже знаешь, что он любит глубокий минет?

Сууууука. Шах.

– Я знаю, что он любит меня.

И мат.

И если она не заткнется, мат это будет единственное, что будет срываться с моего языка до самого её отъезда!