Жданов

8 начальный период войны, в июле—августе 1941 года, Жданову пришлось работать вместе с Ворошиловым. Бывший член Реввоенсовета Первой конной армии, вопреки расхожим представлениям, неплохо проявил себя в те кризисные дни — с его именем связан успешный контрудар под Сольца- ми. Но тогда общее наступление немцев можно было только задержать, не остановить, что и сказалось на военной судьбе «первого маршала». Будущий же маршал Василевский, тогда заместитель начальника Генштаба, в августе 1941 года стал свидетелем следующего: «В связи с обострением обстановки под Ленинградом К.Е. Ворошилов и А.А. Жданов были вызваны в Ставку. Разговор происходил на станции метро "Кировская". Верховный Главнокомандующий сурово обошёлся с ними и потребовал разработать оперативный план защиты Ленинграда. К.Е. Ворошилов и А.А. Жданов не высказали ни слова обиды на резкость тона, они лишь попросили помощи резервами и пообещали выполнить все указания Ставки. Чувствовалось: они глубоко переживают за судьбу Ленинграда и со знают, какая большая и трудная задача легла на их плечи»^{428}.

«Сурово» — так дипломатично описан весьма жёсткий разговор Сталина, Ворошилова и Жданова. В условиях непрерывного немецкого наступления общение старых товарищей действительно шло на грани нервной ругани — как в сердцах говорил Сталин, «если так будет продолжаться, боюсь, что Ленинград будет сдан идиотски глупо»^{429}. 9 сентября 1941 года Сталин даёт буквально кричащую телеграмму на имя Ворошилова и Жданова: «Нас возмущает ваше поведение, выражающееся в том, что вы сообщаете нам только лишь о потере нами той или иной местности, но обычно ни слова не сообщаете о том, какие же вами приняты меры для того, чтобы перестать, наконец, терять города и станции. Так же безобразно вы сообщили о потере Шлиссельбурга. Будет ли конец потерям? Может быть, вы уже предрешили сдать Ленинград?.. Мы требуем от вас, чтобы вы в день два-три раза информировали нас о положении на фронте и о принимаемых вами мерах»^{430}.

Ворошилова на посту командующего Ленфронтом сменил Георгий Жуков. Очевидец — начальник Инженерного управления Северного фронта Борис Бычевский — оставил нам описание встречи со Ждановым и Жуковым в те сентябрьские дни:

«В четвёртом часу ночи меня разыскал адъютант Г.К. Жукова.

— Приказано немедленно прибыть в Смольный…

Когда мокрый, облепленный грязью я вошёл в кабинет, Г.К. Жуков и А.А. Жданов стояли, склонясь над картой. Командующий покосился в мою сторону:

— Явился, наконец. Где болтаешься, что тебя всю ночь надо разыскивать?

Начало не предвещало ничего хорошего.

— Выполнял ваш приказ, проверял рубеж по Окружной дороге, — ответил я.

— Ну и что? Готов?

— Готовы семьдесят огневых позиций противотанковой артиллерии. Отрыты рвы. Закончена установка надолб и минных полей.

— Командующий сорок второй армией знает этот рубеж?

— Днём я передал схему рубежа начальнику штаба армии генералу Березинскому. Сам генерал Федюнинский выезжал в войска.

— Я спрашиваю не о том, каким писарям отдана схема! Интересует другое — знает или не знает командарм этот рубеж?

И надо же было, чтобы в эту минуту чёрт меня дёрнул наивно объявить:

— Генерал Федюнинский здесь в приёмной, товарищ командующий…

Взрыв ярости последовал немедленно:

— Ты думаешь, что говоришь?.. Без тебя знаю, что он здесь… Ты понимаешь, если дивизия Антонова не займёт за ночь оборону по Окружной дороге, то немцы в город ворвутся? А.А. Жданов поморщился. Он явно не одобрял такой тон командующего. Сам Андрей Александрович ругаться не умел, у него не получалось, и сейчас, желая как-то смягчить грубость Жукова, Жданов заговорил со мной:

— Товарищ Бычевский, как же вы не догадались найти самого Федюнинского! Ведь он только что принял армию. И дивизия Антонова, которая должна занять новый рубеж, буквально на днях сформирована. Разбомбят дивизию, если она пойдёт туда в светлое время. Поняли, наконец, в чём дело?

Видимо, я действительно был в состоянии отупения и только теперь сообразил, зачем меня вызвали. Надо было немедленно, до наступления утра, обеспечить выход 6-й дивизии народного ополчения на новый, подготовленный нами рубеж. Я уже не осмелился доложить, что мне не был известен приказ командующего фронтом о том, что эта 6-я дивизия должна войти в состав 42-й армии и под прикрытием ночи спешно занять рубеж в тылу пулковской позиции. Вместо этого сказал:

— Разрешите, товарищ командующий, выехать сейчас вместе с командармом, и мы выведем дивизию на подготовленный рубеж.

— Додумался, наконец! Немедленно отправляйся и помни: если к девяти часам дивизия не будет на месте, расстреляю…»^{431}