Учившийся в Тифлисе Жданов благодаря своему абсолютному слуху знал немало грузинских мелодий. И на совместных посиделках со Сталиным они будут вместе петь русские, украинские и грузинские песни. Бывший семинарист Джугашвили наверняка помнил учебные материалы за авторством отца и деда нашего героя. Были общие воспоминания, касающиеся Гражданской войны, в первую очередь «пермской катастрофы» 1919 года. Сближал их и ещё один психологический момент — в ноябре 1932 года Сталин потерял жену. Наш герой очень хорошо знал, что такое одиночество, и искренне сочувствовал Сталину. А ведь даже скрытое сострадание всегда угадывается и ценится.
Добавим, что наш герой, как и в юности, оставался очень коммуникабельным, жизнерадостным, лёгким в общении, компанейским человеком. Никогда не нарушая принятой субординации, он тем не менее достаточно свободно чувствовал себя в компании Сталина, мог легко и к месту пошутить или добавить в разговоре меткую литературную цитату.
В отношениях Сталина и Жданова присутствуют и «конспирологические» нюансы: якобы сразу после появления нашего героя в Москве личная охрана Сталина пополнилась людьми Жданова, причём не профессиональными «чекистами», а молодыми партработниками и журналистами, прибывшими вместе с ним из Нижнего Новгорода.
Отношения генерального секретаря ВКП(б) с чекистскими кланами в 1934 году оставались достаточно сложными. Позднее в материалах следственных дел будут фигурировать — кто теперь знает: реальные или мнимые — сведения о подготовке многочисленными оппозиционерами внутри партии покушений на Сталина именно в 1934 году. Несомненно, у вождя СССР тогда были основания как для опасений за свою жизнь, так и для недоверия профессиональным чекистам. И вполне возможно, что Андрей Жданов вовремя помог ему «своими» людьми из провинции…
К психологическим, бытовым и политическим нюансам дружбы Сталина и Жданова, которая со временем дополнялась новым содержанием, мы ещё не раз вернёмся. Ведь роль в судьбе страны этих обличённых огромной властью людей сделала их жизни и личные отношения неотъемлемой частью большой истории нашей родины. История изменяла их, а они изменяли историю.
Тогда же, с весны 1934 года, 38-летний Андрей Жданов только начинал работать в Кремле, непосредственно рука об руку со Сталиным. 5 июня он впервые как один из высших руководителей партии принимает участие в торжественном приёме, устроенном в Кремле в честь спасения участников арктической экспедиции с затонувшего во льдах ледокола «Челюскин». Именно тогда лётчики-полярники, спасшие участников экспедиции, были первыми в стране удостоены звания героев Советского Союза. Жданов вместе со Сталиным и Ворошиловым был одним из инициаторов учреждения этой высшей награды СССР — с таким ходатайством они официально обратились в ЦИК СССР 14 апреля 1934 года.
Именно с этого момента, с кремлёвского чествования учёных-полярников и спасших их лётчиков, в стране начал стремительно развиваться культ научных исследований, научного подвига, который стал цениться в СССР не меньше, чем подвиг военный или революционный. Над пропагандой этого культа в недалёком будущем Жданову ещё предстоит поработать как идеологу-практику…
Новая высокая должность давала и определённый бытовой статус. Первый секретарь крайкома, проживавший в Нижнем-Горьком в двух комнатах коммуналки, получил в Москве отдельную благоустроенную квартиру в знаменитом Доме на набережной — правительственном жилом комплексе, построенном в 1931 году и занимавшем три гектара в центре столицы. Серая 12-этажная 505-квартирная громада на Берсеневской набережной в те годы являлась одним из самых крупных жилых зданий в Европе. По замыслу, дом должен был быть красным, но стал серым из-за нехватки денег (в годы индустриализации по возможности экономили и на элите). Заселяли дом представители формировавшейся советской элиты: выдающиеся писатели и учёные, партийные и государственные деятели, служащие Коминтерна, заслуженные старые большевики и др. Для 1930-х годов отдельные квартиры в доме с лифтами, горячим водоснабжением и прочими новинками быта были просто шикарным жильём. В то же время по сравнению с дворцами и особняками дореволюционной знати оно было весьма скромным — такое мог себе позволить и средний столичный чиновник царской России.
Вся мебель в Доме на набережной, вплоть до шпингалетов и дубовой крышки от унитаза, была добротной, но казённой, с бирками инвентарных номеров. Дом негласно, но плотно охранялся и контролировался чекистами.
Появление отдельной квартиры позволило Жданову переселить к себе маму, разменявшую седьмой десяток лет. Для Екатерины Павловны, дочери профессора богословия и матери одного из первых лиц государства, эта квартира в Москве была лишь ухудшенным подобием квартиры ректора Духовной академии конца XIX века. Главным её занятием стали уроки музыки с внуком Юрой за солидным роялем, сменившим с первой кремлёвской зарплаты скромное пианино из нижегородской коммуналки.