Ждать ли добрых вестей?

— Беги, Джоанна, беги! — закричала мать, и Джоанна побежала в поле и заблудилась в пшенице.

Потом, когда уже стемнело, ее нашли другие собаки. Незнакомый человек взял ее на руки и унес.

— Ни царапинки, — услышала она; над головой в холодном черном небе ослепительно сияли луна и звезды.

Надо было, конечно, схватить Джозефа, выдернуть его из коляски или побежать с коляской (Джессика бы так и поступила). И не важно, что Джоанне было всего шесть лет, что с коляской она бы недалеко убежала, что тот человек поймал бы ее за три секунды, — не в этом дело. Лучше попытаться спасти малыша и погибнуть, чем не попытаться и выжить. Лучше умереть вместе с Джессикой и матерью, чем остаться без них. Но она об этом не подумала — она просто сделала, что велели.

— Беги, Джоанна, беги! — велела мать; и Джоанна побежала.

Странно: теперь, тридцать лет спустя, больше всего ее бесило, что она забыла, как звали собаку. А спросить уже некого.

II СЕГОДНЯ

Плоть и кровь

Лужок тянулся по всей деревне, и его рассекала узкая дорога. На лужок смотрела начальная школа. Лужок был не квадратный, как он воображал, и пруда с утками там тоже не нашлось. Одно, казалось бы, графство — надо бы знать окрестности, но нет, Китсовы чужие поля.[4] Йоркширские долины он знал понаслышке, из телевизора и кино — то «Эммердейл»[5] мелькнет, то случится полуобморочная ночь на диване под «Девушек с календаря»[6] по кабельному.

Тихо сегодня — среда, утро, начало декабря. Посреди лужка воздвигли рождественскую елку, но она пребывала первозданно голой — ни игрушек, ни огней.

В последний (он же первый) раз он заезжал присмотреться к деревне в воскресенье после обеда, в разгар лета, и все здесь гудело: туристы пировали на траве, вокруг носились малыши, старики посиживали на лавочках, и все поголовно лизали мороженое. На краю лужка была какая-то песочница, где люди — местные, не туристы, — играли в некое подобие серсо — метали большие кованые кольца, тяжелые, как лошадиные подковы. Он и не думал, что люди еще так чудят. Вот ведь нелепица. Чистое средневековье. На лужке у креста рыночной площади до сих пор стоял позорный столб и, как сообщал путеводитель, располагалось «бычье кольцо». Он припомнил одноименный торговый центр в Бирмингеме, но потом прочел дальше: оказалось, у бычьего кольца собаками травили быков.[7] Он решил (понадеялся), что позорный столб и кольцо — истории ради, для туристов, и больше не используются. Люди ехали в деревню на машинах — погулять и отдохнуть. Он-то нет. Он где стоит, оттуда и гуляет.

Он спрятался за номером «Дарлингтон энд Стоктон таймс», прочел рекламу похоронных бюро, малярных работ и подержанных машин. Центральная газета была бы подозрительнее, хотя и эту, местную, он купил в Хозе, а не в деревенской лавке — зачем лишний раз привлекать к себе внимание? У местных радар настроен на левых чужаков. Наверняка что ни лето — плетеного человека жгут.[8]

В прошлый раз у него была роскошная тачка; сейчас он замаскировался получше, приехал на заляпанном грязью «дискавери» из проката, надел горные ботинки и куртку «Норт фейс» на флисе, а на шею повесил карту Картографического управления в пластиковом чехле, тоже купленную в Хозе. Он бы и собаку взял, если б их давали напрокат, и тогда стал бы копией любого другого туриста. Как это так — негде арендовать собаку? Вот какая ниша на рынке пустует.

Он приехал на прокатной машине со станции. Он бы ехал в собственной роскошной тачке всю дорогу, но когда сел и повернул зажигание, обнаружилось, что машина не подает признаков жизни. Поломалось что-то непостижимое — наверное, электроника, решил он. Теперь в гараже Уолтэмстоу машину выхаживал поляк по имени Эмиль, у которого был доступ (какой славный эвфемизм) к подлинным запчастям «БМВ» вдвое дешевле, чем у официальных поставщиков.

Он глянул на часы — золотой «Брайтлинг», дорогой подарок. Время высшей марки. Ему нравились мужские примочки — машины, ножи, гаджеты, часы, — но вряд ли он потратил бы на часы столько денег.

«Дареному коню в зубы не смотрят», — улыбнулась она, когда их вручала.

— Да что ж такое, ну скорей же, — пробормотал он и боднул руль — легонько, не хватало еще, чтоб заоборачивались прохожие.

Маскировка — это да, но он понимал: если долго ошиваться в крошечной деревне, рано или поздно кто-нибудь начнет любопытствовать. Он вздохнул и посмотрел на часы. Подождем еще десять минут.

Через девять минут и тридцать секунд (он считал — а чем еще заняться? Только стоять при часах на часах) из школы выбежал авангард — два мальчика, две девочки. Они притащили сетки и блестяще отработанным маневром возвели на лужке футбольные ворота. Видимо, лужок был школе вместо игровой площадки. Каково учиться в такой школе, он и представить себе не мог. Его-то «началка» была выгребной ямой — денег слишком мало, народу слишком много, и куда ни плюнь цвел социальный дарвинизм. Выживание быстрейшего. И это еще были плюсы образования. Настоящее образование, когда он взаправду сидел в классе и чему-то учился, ему обеспечила армия.