Жди меня

Отобедав, она вернулась к себе и едва успела устроиться в своем любимом кресле со свежим, еще не разрезанным романом на коленях, как в дверь постучали, и на пороге возникла Дуняша.

- Там до вас их светлость граф Бухвостов приехать изволили, - доложила она, - и с ним еще какие-то в мундире...

При последних словах ее щеки вдруг вспыхнули знакомым румянцем, и Мария Андреевна поняла, что Франция утратила свои позиции не только под Москвой, но и в сердце ее горничной.

- Что ты там лопочешь, - притворно хмурясь, сказала она, - говори толком! Какой еще мундир? Кто приехал?

- Не могу знать, - рдея, как утренняя заря, ответила горничная. Марии Андреевне показалось даже, что ее щеки бросают красноватый отсвет на стены. - Молодые, интересные, все в орденах и при сабле. Верно, свататься приехали к вашему сиятельству.

- Фу, глупая! - со смехом воскликнула княжна, в то же время с неловкостью ощущая, как ее собственные щеки помимо воли заливаются горячим румянцем. - Ну что за глупости ты болтаешь! Ступай, проводи господ в гостиную, да не стой подле них столбом, не то как раз сосватают!

- Оно бы и хорошо, - тоже смеясь и алея пуще прежнего, сказала Дуняша, - да ведь коли и сосватают, так уж верно не меня.

- Ох, распустила я тебя, - с притворной строгостью сказала княжна, ох, и распустила! Одни мужчины на уме... Косу, что ли, тебе обрезать?

Дуняша прыснула в кулак и исчезла. Мария Андреевна совсем по-взрослому подумала, что девку пора отдавать замуж, пока она не выкинула чего-нибудь неожиданного, и, поправив волосы, вышла к гостям.

Гостей, как и говорила Дуняша, было двое: граф Бухвостов и некий высокий молодой офицер в блестящем белоснежном мундире кавалергарда, усеянном сверкающими орденами, пуговицами и витыми шнурами золотых аксельбантов. Изящная золоченая шпага висела у его бедра, ботфорты сияли, отражая огни свечей, а маленькие, спущенные до самой земли золотые шпоры звенели малиновым звоном при каждом его движении. Длинное холеное лицо этого человека с надменно оттопыренной нижней губой и аккуратно подстриженными бакенбардами показалось княжне смутно знакомым, и она узнала кавалергарда даже раньше, чем Федор Дементьевич открыл рот, чтобы его представить.

- Граф Алексей Иванович Стеблов, - сказал Бухвостов, - полковник гвардии, флигель-адъютант его императорского величества. Прошу любить и жаловать.

- А я вас помню, - протягивая флигель-адъютанту руку, сказала княжна. - Только во время нашей последней встречи вы были не полковником, а капитаном, и не флигель-адъютантом, а просто адъютантом.

Блестящий полковник почтительно склонился над ее рукой, сделав вид, что не заметил допущенной княжной явной неучтивости.

- Государь заметил и оценил заслуги графа перед отечеством, - поспешно вставил Бухвостов. Вид у Федора Дементьевича был непривычно взъерошенный и какой-то потерянный, и его попытки скрыть свою растерянность только подчеркивали владевшее им непонятное и явно неприятное волнение.

- Вероятно, заслуги эти были воистину грандиозны, - с самым простодушным видом сказала княжна, которой Стеблов почему-то очень не нравился. - Такой стремительный взлет под силу далеко не каждому полководцу, не говоря уже об адъютанте главнокомандующего.

Стеблов дернул щекой, дав тем самым понять, что выпущенная княжной стрела угодила в цель. Впрочем, он тут же оправился от полученного удара и, развернув свои батареи, дал ответный залп.

- К моему великому сожалению, княжна, я приехал сюда говорить не о своих заслугах перед отечеством, а о ваших. Государь уполномочил меня расследовать дело о подметном письме, полученном князем Петром Ивановичем Багратионом незадолго до его скоропостижной кончины.

- Дело это, несомненно, нуждается в самом тщательном расследовании, сказала Мария Андреевна, ощущая неприятный холодок в груди и не понимая, с чего бы это: ведь она не знала за собой никакой вины. - Но я, к моему великому сожалению, не гожусь вам в помощницы, поскольку знаю об этом деле столько же, сколько и любой житель нашей округи.

- У меня есть все основания полагать, что это не так, - сказал Стеблов. На его длинном, словно вылепленном из свечного воска лице двигались одни губы, и эта мертвенная неподвижность черт усиливала неприятное ощущение, которое производили слова графа. - В мои руки попало некое письмо, имеющее прямое касательство до вас. Вот, не угодно ли ознакомиться? Имейте в виду, это копия, оригинал же хранится в надежном месте.

Мария Андреевна уставилась на него непонимающим взглядом, не обращая внимания на лист почтовой бумаги, который протягивал ей Стеблов. До нее далеко не сразу дошел смысл последних сказанных графом слов, а когда она, наконец, поняла, что имел в виду этот придворный хлыщ, ее щеки вспыхнули румянцем негодования.

- Я прочту эту бумагу, граф, - сухо сказала она, почти выдергивая письмо из пальцев Стеблова, - но лишь при том непременном условии, что вы прекратите свои странные намеки. В противном случае я буду вынуждена настоятельно просить вас немедля покинуть мой дом и более не осквернять его своим нежелательным присутствием.