Жди меня, когда небо окрасится в розовый

– Суть в том, что совсем недавно я начал ощущать невероятно сильные пульсации в той области, где живешь ты. Пульсации эти были похожи на землетрясение, много мощнее, чем самые известные в Японии. Как ты мог догадаться, они исходили от Дневника, из квартиры Мирай Прайс. Эту тряску можем чувствовать только я, как его создатель, и Мирай, как его обладательница. Виной всему Дневник: он не может долго жить без записей, его надо кому-то заполнять, иначе появляются такие вот аномалии. И знаешь, тебе крайне повезло. Именно у тебя есть возможность вернуть Мирай в этот мир. Всё, что тебе нужно, – просто уничтожить этот Дневник. И всё вернется на круги своя, потому что все ее записи сотрутся, будто бы их никогда и не было.

– Если ты создатель, то почему сам не уничтожишь Дневник? – мигом вопросил я.

– Взаимодействовать с этим миром мне запрещено. Грубо говоря, я призрак, которому просто нельзя материализовываться здесь. Есть существа намного сильнее и могущественнее меня. Правила писаны ими, и нарушение их строго возбраняется.

– Тогда я не понимаю, кто давал тебе право ссылать этот Дневник сюда?

– В правилах не начертано, что нельзя ссылать в иные миры свои предметы. Не я изменяю мир, а Мирай – своими записями.

– Главный вопрос: для чего ты сослал сюда этот Дневник?

– Люди любят придумывать смысл любым своим действиям. Вероятно, и у этого есть свое значение. Однако корни его кроются там, где вас и в помине нет. Наверное, вы бы назвали это экзистенциальной проблемой. Только сейчас главная проблема висит перед твоим носом и в твоих же интересах решить ее как можно быстрее.

Я поник и задумался над его словами.

– Что же получается? Если я порву или сожгу этот чертов Дневник, то снова буду с Мирай, как раньше?

– Да, – твердо ответило нечто. – Достаточно и разорвать. Сделай же это, пока он не уничтожил мир.

– А?

– Если Дневник остается без записей слишком долго, то начинает издавать пульсации, которые в итоге повлияют на ваш мир. Землетрясение станет явным для всех. И тогда не так уж много останется до полного разрушения земной коры.

– Что-то типа бомбы?

– Не совсем. Дневник не взорвется, просто он – источник внеземных пульсаций, что с каждым днем становятся всё сильнее и сильнее, и они постепенно проникают в вашу реальность. Как биение сердца, только отзвук с очередным ударом всё громче и разрушительнее. Представь, что твое сердце в один миг просто лопнет – и так будет со всеми. Убийственная реакция. Ну так что, ты разберешься с ним?

Почему-то я сразу поверил ему. Еще бы, как можно не верить тому, кто по определению выше тебя во всех планах? Может, такое мышление характерно для легковерного дурачка, но я всерьез задумался о Дневнике, о его пульсациях и, самое главное, о Мирай. Вот я смотрю прямо на нее: она не способна и пальцем пошевелить, а всё плачет и плачет.

Я не мог долго за этим следить, а потому, сжав кулаки, стараясь придать голосу твердость, сказал:

– Хорошо. Я разберусь с ним прямо сейчас.

– Вот и чудно.

Существо натянуто улыбнулось. Такой улыбкой, которая бывает у грамотных обманщиков, когда те почти завершили свое дело. В тот же момент я наконец снова стал чувствовать свои ноги и сдвинулся с места, в то время как Мирай уже растаяла, подобно туману.

– Где Дневник? – сразу спросил я, воинственно воззрев в ярко-серые глаза.

– Под кроватью, под доской в полу. Там есть небольшая выемка, чтобы можно было отпереть ручкой. Самой обыкновенной, думаю найти не составит труда. Вставляешь круглым концом, как ключ, немного усилий, поднимаешь – и готово. Девочка не хотела сложностей с доступом, посему соорудила незамысловатую конструкцию. Теперь же это сыграет тебе на руку.

– Хорошо. Я побежал! – И пятки мои уже сверкали на пути к спасению Мирай и, как я думал, всего мира.

Стоило мне добраться до ее дома (когда солнце уже полностью зашло и улицы освещались лишь фонарями), как дверь в подъезд отворил какой-то мужчина на удачу мне. Я молниеносно проскочил вовнутрь, поднялся на третий этаж и позвонил в бывшую квартиру Прайсов. Мне открыл какой-то студент моих лет, и я ворвался без единого слова. Тот сначала оробел, но спустя мгновение очнулся и гневно прокричал: «Что за херня?!» – и рванул следом за мной.

Секунд через двадцать в моих руках уже была зажата ручка, взятая со стола, и я вовсю теребил доску под кроватью, пока она не поддалась и руки ее не выудили. Мои глаза уставились в углубление, где покрытый слоем пыли лежал тот самый Дневник, который непонятно каким образом оказался у Мирай и на котором было небрежно написано: «Мирай-разум». Я нетерпеливо вытащил книгу и со всей силой, хранившейся во мне, разорвал страницы, после чего, собрав клочки бумаги, стараясь ни один не пропустить, направился в кухню, плохо контролируя себя.

Студент был в шоке: заметно подрагивая, он костерил меня, грозился вызвать полицию, а мне было не до этого – мои руки уже зверски резали кухонным ножом обложку, крепко пришитое ляссе и исписанные страницы. Я управился со всем за пару минут.