— Очуметь! — снова заорал сицилиец, но теперь уже от восторга. — Это, что, настоящие?
— А ты думал! Не только настоящие, брат, а самый, что ни на есть, высший сорт. Тебе лично — от голландских потомков Мичурина.
Луиджи не стал расспрашивать, кто такой Мичурин, поскольку всё его внимание было приковано к содержимому цветных бумажно-пластиковых контейнеров, по внешнему виду очень похожих на упаковки, в которых продаются пальчиковые батарейки. В каждом из контейнеров лежало по одному классически свёрнутому косяку, заправленному анашой и вполне готовому к употреблению.
— А где тут можно раскумариться? — спросил итальянец, почему-то перейдя на шёпот.
— Да хоть прямо здесь, на улице, — ухмыльнулся Костя. — Ты, верно, запамятовал, что находишься в самом центре, или, лучше сказать, в
Луиджи мгновенно разодрал одну из упаковок, тщательно обнюхал косяк, зажмурился от удовольствия и, когда открыл глаза, виновато попросил у своих товарищей огоньку.
— Вагон некурящих, бамбино, — ответил ему Костя. — Придётся тебе снова в магазин бежать.
Итальянец растворился в воздухе и через пару минут появился снова, держа в кулаке ещё один сувенир — изящно стилизованную под семипалый конопляный росток медную зажигалку. Опасливо поглядывая на прохожих, он закурил, и после этого компания дружно двинулась в направлении Дампляйн.
Луджи шёл у бордюра, выпуская дым в сторону от своих компаньонов. Рене с весёлой ухмылкой поглядывал на дорвавшегося до «северных сладостей» итальянца. Что же до Хелен и Кости, то они никак не могли решить, взять им друг друга за руку или нет.
До центральной площади города искатели романтики так и не добрались. Костя предложил свернуть на уходивший вправо Аудебрюхстейх, ссылаясь на то, что знает тут неподалёку одно уютное местечко.
Никаких возражений не последовало, и через пять минут компания радостно оккупировала один из столиков в шикарном баре «In de Wildeman», имевшем восемнадцать кранов с разливным пивом и около двухсот наименований в бутылках.
— Здесь, что, хи-хи-хи, есть весь этот список, ха-ха-ха? — боролся с неконтролируемым смехом итальянец.
— Ты всё-таки попытайся держать себя в руках, Луиджи, — вежливо попросил его Костя.
— Да не вопрос, ха-ха-ха! Пусть уж и мне дадут чего-нибудь свеженького, хе-хе. Нет, здесь очень мило, хи-хи-хи. Беру свои слова обратно, ха-ха-ха.
Костя выбрал Malheur 10, Рене остановился на Moeder Overste, Хелен пожелала начать с фруктового Max Kriek, а для Луиджи, который в пиве разбирался, мягко говоря, как свинья апельсинах, большинством голосов постановили заказать пол-литра Strongbogh Cider.
— Эх, Луиджи, Луиджи, ругаешь ты белый свет почём зря, а истинных его радостей вкусить не умеешь, — заметил Костя.
Итальянец залился типичным марихуанным смешком, долго не мог совладать с собой, но, в конце концов, чуть не плача от собственного хохота, всё же сказал:
— Вы меня, ха-ха-ха, только до злачных мест сегодня доведите, хо-хо-хо, а там уж я и за себя и за вас так навкушаюсь, ха-ха-ха, что потом ещё просить будете, чтоб поделился, ха-ха-ха-ха!..
— А ведь за те радости, к которым ты недавно приложился, в Италии, наверное, и в тюрьму можно угодить, — иронически осадил его Рене.
От нового приступа хохота Луиджи чуть не укатился под стол.
— Не знаю как в Италии, а вот в России за травку моментом бы приняли под белы рученьки.
— В Европе, за пределами Голландии, если с поличным возьмут, то по головке тоже не погладят, — добавила Хелен.
— А в Сингапуре нашего бедного Луиджи и вовсе бы к стенке поставили, не поглядели бы, что иностранец; у них там за любую дурь, если докажут, что при тебе была, — смертная казнь, — закончил краткий синопсис международного отношения к наркотикам Рене.
Луиджи немного успокоился и налег на пиво. Во втором раунде Хелен опять заказала Kriek, а Костя и Рене взяли каждый по Urthel Hibernus Quentum (9 %). Итальянец перешёл на мартини.
После этого был ещё третий заход, во время которого компания голландцев, усевшаяся рядом, сообщила, что футбольный матч уже начался, и Украина сразу повела в счёте. К этому моменту изрядно захмелевшие Костя и Хелен прекратили стесняться, пододвинулись ближе друг к другу, и Костина рука легла на плечо разомлевшей бельгийки.