Ждите, я приду. Да не прощен будет

— Что же это? — выдохнул он в лицо Сача-беки. — Куда они делись?

Сача-беки, всю дорогу до Онона копивший в себе злобу, бешено плюнул в воду Онона. Раскинул руки.

— Думать надо было, — закричал, — когда Оелун из куреня сгоняли! Думать! Теперь о чём говорить?

Среди нойонов поднялся лай. Не стесняясь ни нукеров, ни воинов, нойоны, казалось, готовы были вцепиться друг другу в глотку.

Не боясь ни Таргутай-Кирилтуха, ни занятых взаимными упрёками нойонов, с коней стали сходить воины, толпились у берега. Качали головами, рассматривали следы, глядели на реку, и сомнение вползало и в их души.

Река была широка, течение быстро — на стремнине вода свивалась жгутами — как здесь вплавь Онон пересечь. Но знали в рядах, что на противоположном берегу следов нет. Вот тут-то, как и предположил Темучин, было вдруг сказано:

— Мангусы, точно мангусы...

И люди попятились от реки.

Страшно стало всем.

— Мангусы, мангусы, — зашептали явственно и тут и там.

Один из смелых сказал:

— А может, сплыли они по течению?

— Куда сплыли? — закричали на него. — Какой конь войдёт в такую стремнину?

— Закрутит, забьёт течение... Тут только вступи в воду...

И опять прокатилось по рядам:

— Мангусы, мангусы...

В шёпоты эти, в возгласы изумления и растерянности ворвался конский топот. Лица оборотились к скачущим по берегу всадникам. Это возвращался вторично посланный дозор. Всадники издали что-то кричали, но слов было не разобрать. Первый подскакал к Таргутай-Кирилтуху, скатился с седла и, едва уняв дыхание, воскликнул:

— Нашли следы! Нашли...

Нестройной ордой войско Таргутай-Кирилтуха перелилось по берегу Онона к перекату, и все увидели выползающие из воды по пологому откосу следы. Однако как Темучин со своими воинами добрался сюда, осталось непонятным. Таргутай-Кирилтух приказал становиться на ночь и распорядился разбить походный шатёр. Бунчук нойона вколотили в землю, начали раскатывать войлоки, но разговоры о странностях увиденного не стихли, и люди, хлопоча у костров, перетаскивая котлы или отгоняя лошадей на пастьбу, нет-нет да поглядывали на противоположный берег, на непонятные следы и качали головами.

Наутро Таргутай-Кирилтух не досчитался в своём окружении двух нойонов самых дальних в улусе куреней, сопредельных с землями кереитов. Ночью со своими нукерами и воинами они тайно снялись со стоянки и ушли в степь.

Исчез и старик Курундай. Может быть, он всё же разобрался в следах, оставленных сотней Темучина? Всё понял, но не захотел сказать Таргутай-Кирилтуху правду?

Наверное, так оно и было, иначе понять нельзя: отчего бы ему уйти?

19

Уверившись, что выиграл время, Темучин отвёл сотню поглубже в предгорья и встал на днёвку. Решил: пускай отдохнут и кони, и люди. Отъедятся, осмотрятся, приведут в порядок оружие и конскую справу.

Лошадей отогнали на луг, развели костры.

День был благодатный — солнечный, но не жаркий, один из таких, что изредка выпадают в конце лета. Осень ещё не угадывается в сочной зелёной листве деревьев, полная свежести, стоит трава, но уже холодна по утрам роса, и тихая неподвижность, разлитая по сумеречным балочкам, говорит всем и каждому: были, были и весенние шумные дожди, и шелест листвы в летний полуденный зной, и рокот соков земли, буйно поднимающихся по стволам деревьев, но всё прошло. Скоро полетит золотая паутина, играя на солнце, и журавли пропоют в небе последнюю песню.

У каждого в сотне было дело после бешеной гонки по степи. Пять дней, почитай, не сходили с коней, да и до того, как ступили на землю тайчиутов, не было у воинов свободного часа, чтобы побеспокоиться о своей справе.

Темучин резал стрелы для лука.

Тонкое дело — вырезать стрелу, которая бы точно шла в цель, была легка и к тому же не теряла убойной силы.

В перелеске, прилегавшем к месту днёвки, Темучин нарезал берёзовых палок — нет для стрелы дерева лучше, чем берёза, — нажёг углей в костре и присел высушить над живым жаром сырое дерево.

Сидел, щурился под солнцем. Такие лёгкие минуты выпадали ему в жизни редко.

Кора на берёзе закипала под жаром, вот-вот готовая вспыхнуть голубым летучим огнём, но в нужный миг Темучин ножом сильно проводил по гибкому пруту, и огонь никнул. В этом и было мастерство — не раньше и не позже снять закипающую кору, и, ежели мастер точно угадывал время, стрела из-под его рук выходила плотной, гладкой, звонкой, как кость.

Субэдей, сидевший тут же, внимательно следил за ловкими и быстрыми движениями Темучина. Он не в первый раз наблюдал за его работой — точил ли Темучин меч, делал ли стрелы или чинил конскую сбрую — и поражался точности движений да и хватке, с которой тот брался за дело.

Темучин улыбнулся, сказал:

— Спящий кот мышь не поймает. Мужчина должен уметь всё.

Одним ударом ножа он вырезал выемку для тетивы, перебросил в руке стрелу и заострил конец для наконечника. Повторил с убеждённостью:

— Да, должен уметь всё.

Посмотрел долгим взглядом в степь и другим тоном, но так же уверенно добавил:

— Возьму власть, стану ханом, обяжу сызмала обучать мальчиков всему, что может пригодиться в жизни.