Ждите, я приду. Да не прощен будет

Однако за отворотами шубы было видно, что грудь незнакомца затянута в куяк с медными толстыми пластинами по буйволиным ремням, так что не на той собирался незнакомец, а готовился к чему-то посерьёзнее весёлого гулянья. Отметив настороженный взгляд незнакомца, боевой куяк на его груди, Нилха-Сангун поздоровался, как и должно с гостем, назвал себя, улыбнулся приветливо. Узнав, что перед ним сын хана Тагорила, незнакомец смягчил взгляд. То, что навстречу тайчиутским нойонам хан кереитов послал сына, было лестью, и немалой.

Услышав их голоса, из юрты вышел Субэдей, за ним с десяток тайчиутских нойонов. И Нилха-Сангун тут же приметил: большинство лиц молодые и без той настороженности, которую выказал Сача-беки. Это осело в сознании. Всё примечал Нилха-Сангун, такой был у него глаз. А в деле, которое было ему поручено, всякая мелочь имела смысл, каждое слово учесть следовало, и как и кто из гостей шагнул, да и туда или сюда — запомнить надо было, запомнить и сообразить, к чему был тот шаг сделан.

Нилха-Сангун решил, что сейчас наилучшее — выказать щедрость и радушие хозяина, который рад гостям. Он живо оборотился с прискакавшим с ним нукерам, и минуты не прошло, как в юрте жарко запылал очаг и на столе объявились и мясо, и немалые круги сыров, жёлто посвечивающие маслеными боками, вяленая и солёная рыба, другая снедь, радующая глаз и распространяющая дразнящие, острые запахи.

Нукеры внесли бурдюки архи.

Нилха-Сангун с чашей в руках заговорил, поглядывая излучающими радость глазами на гостей, что с друзьями и в пустыне проживёшь, а без друзей и в цветущей степи пропадёшь. Все закивали головами: да, это так, так...

Выпили архи.

Голоса зазвучали смелее, громче.

Нилха-Сангун почувствовал, что разговор может свернуть в опасную сторону, если тайчиуты заговорят о вражде между племенем и Темучином. В степи говорили, что пьяный человек — прозрачный человек, и такого разговора можно было ждать. В конце концов, нойоны приехали склонить головы перед изгнанным из своего куреня соплеменником. И Нилха-Сангун сам заговорил о Темучине, но так, что нойонам тайчиутов следовало не копаться в прошлом и виниться перед Темучином за нанесённые обиды, но единственно гордиться им. Под звон чаш Нилха-Сангун рассказал о скорой победе Темучина над меркитами, о небывалой военной добыче, заговорил о том, как владеет Темучин мечом и луком.

И попал в цель.

Глаза молодых нойонов заблестели, лица оживились.

Кого из молодых не увлекают герои, так как мнится за тем, что и ты будешь таким, заговорят и о тебе, а похвала молодости особенно сладка.

— В плохом табуне, — сказал Нилха-Сангун, — хорошему жеребцу не вырасти. А табун тайчиутов родил мощного жеребца.

Отметил, что и эти слова попали в цель. Даже у Сача-беки лицо посветлело. Голоса и вовсе зазвучали смело и громко. Нилха-Сангун понял, что настала пора поднять нойонов от стола. Он помнил слова хана-отца: «Поторопи их. Надо выиграть время».

Хан Тагорил встретил тайчиутских нойонов, стоя в окружении приближённых на большом белом войлоке перед входом в юрту. Лицо было строго, строги были чёрные одежды Тагорила, и только на груди хана выделялся ярким пятном большой серебряный крест, обсыпанный играющими на солнце крупными камнями. Стоял хан, выпрямив спину, но Сача-беки, едва тайчиуты подъехали к юрте, взглянул на Тагорила и увидел, что тот сильно постарел. Встречался Сача-беки с ханом кереитов лет десять назад здесь же, в его курене, и хан запомнился высоким, сильным, стройным, с волевым, тёмным от загара лицом, а сейчас перед юртой стоял иссушенный годами и болезнями человек. Сача-беки подумал, что, наверное, и хан Тагорил узнает его с трудом, потому как ежели годы столь сильно изменили хана, то не могли они пощадить и его, Сача-беки.

Однако тайчиутский нойон ошибся.

Хан Тагорил его узнал. Узнал сразу, как тот подступил к почётному войлоку. Лицо хана оживилось. Но Сача-беки на лицо Тагорила уже не смотрел. Всё внимание нойона сосредоточилось на человеке, стоявшем рядом с ханом кереитов. Тот был на две головы выше Тагорила и вдвое шире в плечах, но это было не главным. Бросилось в глаза то, как он стоял. Этот могучего сложения человек основательностью и устойчивостью напоминал каменную глыбу, врытую в землю. И ясно было с первого взгляда — такого с ног не собьёшь. Напрягаясь, с волнением и тревогой Сача-беки вгляделся в его лицо, и знакомые черты объявились ему. В упор, не мигая, на него смотрели глаза Есугей-багатура. И рыжую бороду разглядел нойон, и медью отсвечивающие косицы над ушами.

У Сача-беки перехватило дыхание.

Он понял — это Темучин, которого он видел узкоплечим и длинноруким мальчишкой с кангой на шее. И вот перед ним — Есугей-багатур в лучшую пору.

Сача-беки знал, что встретит Темучина, готовился к этой встрече и всё-таки не ожидал увидеть таким мощным и уверенным в себе сына Оелун и Есугей-багатура.

Разом они взглянули друг на друга.