Жду. Люблю. Целую

— Я не знаю, — признался он нежным голосом. — Будущее покажет. Но расскажите мне немного о себе, Наташа, вы позволите мне так вас называть? У нас с вами мало времени. Очень мало, увы, поэтому не стоит его тратить понапрасну.

Берлин, октябрь 1949

Через несколько месяцев редактор сообщил Наташе по телефону, что она может возвращаться во Францию. Решение пришло сразу, как единственно верное. «Я хочу остаться в Берлине», — сказала она, не раздумывая, перебивая скрипы в трубке. Что ждало ее в Париже? Тихая незаметная жизнь, проводимая за редактированием заметок со скучными сюжетами, и встречи по вечерам с молодыми приятелями, которые теперь казались ей незрелыми. От мысли, что она снова поселится у тети Маши, в тесной комнате, Наташа почувствовала, что начинает задыхаться. В двадцать два года она не хотела раз за разом бегать по кругу. Ей теперь нравились сильные ощущения. Встреча с Дмитрием Куниным изменила течение ее жизни, и, пусть даже будущее оставалось туманным, Наташа была убеждена, что для того чтобы стать женщиной, надо просто желать стать женщиной — женщиной, которая сама делает выбор. Она была свободна в своих поступках и хотела, пусть недолго, находиться рядом с этим мужчиной.

Когда она отказалась дать патрону вразумительные объяснения, он назвал ее глупышкой, но все-таки согласился и в дальнейшем брать ее статьи с условием, что она будет писать не только о западных секторах Берлина, но и обо всей Западной Германии. То, что никто не мог вообразить еще четыре года назад, свершилось. Страна разделилась на две части: Федеративную Республику Германии с населением в пятьдесят миллионов человек, с конституцией, за которую проголосовал в Бонне парламент, руководимый первым послевоенным канцлером, христианским демократом Конрадом Аденауэром, и Германскую Демократическую Республику с двадцатью семью тысячами населения, с правительством в Берлине, которое управляло страной по указке из Москвы.

Наташа и Дмитрий виделись очень редко, охраняя в тайне свои отношения. Никакая другая пара в их возрасте не смогла бы вынести такое и воспринимала эту данность как наказание. Наташа должна была научиться терпению, ведь зачастую неделями не было весточек от Дмитрия. Она полностью доверяла ему. Между вчерашними союзниками оставалось немало нерешенных проблем: разделение Германии не в интересах Советского Союза; боязнь реванша со стороны Запада, даже с учетом того, что в Советском Союзе были успешно проведены испытания атомной бомбы; непреклонность Сталина, ставшего инициатором идеологической войны.

Выполнение Дмитрием миссии офицера связи при «BRIXMIX»[36] предполагало сотрудничество с британскими военными и свободу передвижения, раньше просто немыслимую. Наташа не осмеливалась спросить, какие поводы он находил, чтобы выкроить несколько часов для встречи с ней. Они жили только настоящим. Трудности придавали их отношениям особенный привкус. Чем реже они виделись, тем ценнее для них были взгляды, любое проявление доверия, поцелуи. Все это воспринималось ими теперь совершенно по-другому. Тем не менее, Наташа чувствовала страх и ничего не могла с этим поделать. Страх не за себя, а за него, так как, встречаясь с ней, он подвергал себя большой опасности. Она понимала, что их связь не имеет будущего. «Я сошла с ума», — говорила она себе, когда просыпалась среди ночи от приснившегося кошмара. Они принадлежали совершенно разным мирам. Берлин был для них коконом, благодатным и неожиданным, но очень хрупким. Ведь в любой момент Дмитрия могли отозвать в Ленинград. Или сослать в Сибирь. На него могли донести за любую неосмотрительно сказанную фразу. Но он держался стойко. Он знал, что в любом случае, будет он виноват или нет, он может впасть в немилость — без всякой на то причины. Таков был мир, где господствовал сталинизм. У Дмитрия были железные нервы, в то время как Наташа часто ощущала, что идет по краю пропасти. И все же их притягивало друг к другу неумолимо, а страх Наташи рассеивался, как только она видела любимого. Она не сводила с него глаз, слушала его глубокий голос, зная, что, невзирая на все страхи и кошмары, она ни за что на свете не откажется от этого мужчины, потому что он вдохновлял ее…

Она заглушила стон и, скрестив руки на столе, наклонила голову.

— Тебе плохо?

Феликс озабоченно смотрел на нее, поставив локти на большую коробку.

— Вовсе нет. Я просто немного устала, вот и все.

— Ты плохо выглядишь. Что-то не так? Я знаю, ты что-то скрываешь от меня. Ты становишься все более и более странной. Неужели ты влюбилась?

— Перестань болтать глупости! — рассердилась она, чувствуя давление возле висков. — У меня просто болит голова.

— Ты влюблена, но не хочешь мне в этом признаться, — настаивал он. — И меня это обижает.

— Прекрати, говорю тебе!