Жду ответа

— У меня была сестра, — сказала она. — Мы не близнецы, но разница в возрасте совсем небольшая. Жуткая хвастунья и воображала. Если бы не умерла, я никогда бы не выбралась из ее тени. — Она передернулась, чуть подняв брови. — Вот так… мне повезло.

Вновь полезла в карман, выудила прозрачную пластмассовую зажигалку, попыталась щелкнуть трясущимся пальцем. Майлс сделал неопределенное движение. Надо помочь?

Не успел решить — неожиданно заговорила темноволосая девушка.

— Бабушка, — резко сказала она, — не кури! — И Майлс замер на месте.

— Ах! — сказала миссис Маталова и мрачно взглянула на Майлса. — Еще одна, — сказала она, предположительно имея в виду девушку. — Тоже хулиганка. Курения не одобряет — зато наркотики! Наркотики вполне одобряет. Настолько, что явилась полиция и надела ей на ногу электронный датчик. Электрический браслет. Что скажешь? Теперь бедняжка у меня в заключении. Я держу ее здесь под замком, а если поднимет шум, то накидываю платок, как на клетку с попугаем.

Майлс не находил слов. В голове вертелось многое, много необычных открытий, хотя он переглянулся с девушкой, которая смотрела из-под завесы черных волос, и в их встретившихся глазах читалась масса сложных непостижимых посланий.

Тем временем миссис Маталовой удалось чиркнуть зажигалкой, и она сунула в рот сигарету, нанеся на фильтр татуировку из губной помады.

— Итак, — сказала она, вынеся ему оценку, — Майлс Чешир. Что привело тебя в Кливленд? Кто ты, если не фокусник?

Майлс призадумался над вопросом. Кто он? Оглядел стену, плотно увешанную черно-белыми фотографиями в рамках с изображением разнообразных актеров тридцатых — сороковых годов, в смокингах и накидках, в тюрбанах, с козлиными бородками, с театрально-вдохновенным выражением. Была там и сама миссис Маталова — миссис Маталова лет двадцати, не уступающая темноглазой красотой своей внучке, в цирковом трико с блестками и головном уборе из павлиньих перьев. Ассистентка фокусника, выступавшего в легендарном театре «Ипподром» на тридцать пять сотен мест, с прекрасной сценой, на месте которого теперь всего-навсего автостоянка на Восточной Девятой улице.

А вот и снимок отца. Высокий, величественный отец в накидке, с нарисованными гримом тонкими усиками, с волшебной палочкой в поднятой руке, с букетами роз и сирени, брошенными к его ногам. Взгляд добрый, грустный, словно он много лет назад знал, что Майлс будет смотреть на эту фотографию и опять горевать по нему.

— В компьютерах разбираешься? — заговорила миссис Маталова. — У нас в Сети широкие связи. Редко заключаем сделки без помощи Интернета. Сказать тебе по правде, я магазин уже не открываю. За последние двадцать лет можно по пальцам пересчитать покупателей, которые заходили с улицы и платили наличными. Тут теперь никого не осталось, кроме бездомных, магазинных воров и туристов с жуткими детьми. Детей я всегда ненавидела, — сказала миссис Маталова, и ее внучка Авива, вздернув брови, взглянула на Майлса.

— Это правда, — сказала она.

И Майлс сказал:

— Я хорошо разбираюсь в компьютерах. То есть, собственно, как бы работу ищу.

Потом ему трудно было объяснить, почему эта встреча произвела такой чрезвычайный эффект, не показавшись мелодраматичной и не внушив впечатления, будто он верит в ее… сверхъестественность.

— Я как бы растерялся, — говорил он потом Джону Расселу, когда они снова сидели у «Парнелла» и Майлс раздумывал о высказываниях миссис Маталовой.

«Мне тебя было жалко», — сказала она. И еще: «Если б она не умерла, я никогда не вышла бы из ее тени». И еще: «Спесивый. Вороватый!» И еще: «Могу тебя заверить, твой брат плохо кончит».

— Потрясающе, — сказал Джон Рассел. — Значит, продолжишь семейную традицию. В каком-то смысле здорово.

— Да, — сказал Майлс. — Пожалуй.

И теперь, когда он сидит в другом баре, за четыре тысячи миль от «Парнелла», в сознании прокатываются все эти мысли. Эти образы вспоминаются, когда он сидит в баре в Инувике, прижав к уху трубку сотового телефона. Горящий дом. Вертолет. Скрученная в жгут простыня на шее Клейтона Комба. Джон Рассел поднимает кружку пива, миссис Маталова сует сигарету в губы, намазанные восковой красной помадой.

Каждая картина четкая и герметичная, как карты Таро, выложенные одна за другой.

— Конечно, — сказал он в трубку той американке. — Да, абсолютно. Хочу с вами встретиться. Хочу поговорить подробнее. Может, мы…

Он почти весь день бродил по Инувику. Когда проснулся, по-прежнему было светло как днем; когда вышел, небо было синее, вылинявшее до белого на линии горизонта. На горизонте сбились тучи, как горы. Или, может быть, это горы, похожие на тучи, точно не скажешь. Выложенный кое-где бетонными плитами тротуар тянется между проезжей дорогой и стоянками возле многочисленных зданий — коробок, похожих на дешевые, поспешно построенные длинные одноэтажные торговые центры, обшитые рифленым железом, с тяжелыми головами спутниковых тарелок над крышами. При нем пачка объявлений о розыске, он задержался, наклеил одно на голый телефонный столб, и бумажка на миг нерешительно затрепетала на ветру.