Она ни с того ни с сего вспомнила видео, в котором прабабушка, уютно устроившись, сидела в центральном отсеке. Это были первые годы жизни «Цитадели черепахи», ключевые моменты её детства, когда мать оставалась на борту и руководила взрослением Разума. Прабабушка рассказывала кораблю сказки, а «Цитадель черепахи» старалась изобразить слова в бегущем тексте на стенах, смеясь от удовольствия, если у неё получалось, − милая и юная, не ведающая о том, какой конец её ожидает.
В отличие от остального корабля в центральном отсеке было тесно − место Разума из конца в конец оказалось завалено оборудованием Чужаков. Лишь кое-где под ним проглядывал металл. Шипы и выступы корабля торчали под странными углами, на них блестела непонятная темная жидкость. Лан Нхен обошла место Разума вместе с нагроможденным на нём оборудованием Чужаков − скопление кабелей и незнакомых механизмов − похоже, понадобится некоторое время, чтобы в них разобраться.
На мониторах вокруг мелькали графики и диаграммы, показывая изменения параметров, которых Лан Нхен не понимала, − они выглядели как показатели жизненных функций, но непонятно каких.
Она поклонилась Разуму как младшая старшей − слегка, потому что не была уверена, видит ли её Разум. Подтверждения этому отсутствовали − как словесные, так и любые другие.
Её двоюродная бабушка здесь. Должна быть здесь.
− Кузина. − Голос Кук опять зазвучал в ушах − отчетливый и необычно взволнованный.
− Почему я так хорошо тебя слышу? − спросила Лан Нхен. − Потому что я в центральном отсеке?
− Вряд ли, − фыркнула Кук. − Как раз из центрального отсека транслируются все данные. Я просто нашла способ отфильтровать передачу на обеих сторонах. Интереснейшая задача...
− Сейчас не время, − ответила Лан Нхен. − Мне нужно, чтобы ты направляла ход реанимации...
− Нет, не нужно, − отозвалась Кук. − Сначала послушай, что я скажу.
Звонок раздался ночью: мужчина в униформе Совета спрашивал Кэтрин Джордж − как будто не знал, что перед экраном стоит именно она, растрепанная и бледная, в три часа утра.
− Да, это я, − сказала Кэтрин.
Она боролась с ночными кошмарами − всё чаще и чаще просыпалась среди ночи с воспоминаниями о том, что всё её тело было забрызгано кровью; что она беспомощно наблюдала за гибелью звезд; о треске и мгновении, когда она зависла одна в темноте, зная, что получила смертельный удар...
Мужчина говорил спокойно и бесстрастно. В Стиле произошел несчастный случай, непредвиденное прискорбное происшествие, и Совет приносит ей свои соболезнования − они извиняются за поздний звонок, но сочли необходимым сообщить...
− Понимаю, − ответила Кэтрин.
Она держалась неестественно прямо, помня о своем последнем столкновении с Советом − тогда Джейсон назвал её желание попасть в космос нецелесообразным. Когда они сказали, что Джоанна...
Джоанна.
Вскоре слова мужчины заскользили мимо неё, как вода по стеклу, − пустые утешения и соболезнования, а у неё словно вырвали сердце. Она боролась с рыданиями, с тошнотой, хотела повернуть время вспять, к прошлой неделе, когда Джейсон со смущенной улыбкой подарил ей веточку цветущего абрикоса; хотела вдохнуть пряный аромат лимонного кекса, который он испек для неё, снова увидеть, как он с напускным равнодушием ожидает, понравится ли ей угощение. Хотела оказаться в его крепких объятиях и услышать, что всё хорошо, что всё будет хорошо, что с Джоанной всё в порядке.
− Мы обзваниваем её подруг, − говорил мужчина, − и, поскольку, вы были очень близки...
− Понимаю, − произнесла Кэтрин. Конечно, до него не дошла ирония: в прошлый раз Совету − Джейсону − она ответила точно так же.
Мужчина прервал связь, и Кэтрин осталась одна. Она стояла посреди гостиной и боролась с захлестнувшими чувствами − смутно знакомым неприятным ощущением в животе, осознанием того, что она чужая среди галактинцев; что она здесь не по своему желанию и не может уйти; что её жизнь должна быть более значительной, более насыщенной, чем медленное постепенное умирание, чем тиражирование новостей, в которых нет ни малейшего её вклада, − и что жизнь Джоанны должна была быть более значительной...
Экран всё ещё мигал. Какое-то более раннее сообщение от Совета, которого она не видела? Но почему...
На ощупь в темноте она ввела команду восстановить сообщение. Пока оно обрабатывалось, экран ненадолго почернел, и затем Кэтрин увидела лицо Джоанны.
На мгновение − бесконечное, мучительное мгновение она с облегчением подумала, что произошла ошибка, что Джоанна жива, но тут же осознала свою глупость − это же не звонок, а просто послание из могилы.
Джоанна была бледной, такой бледной, что Кэтрин захотелось её обнять, соврать, как и раньше, что всё будет хорошо, − но она больше не произнесет этих слов, никогда.