— Я не нарушаю взятых на себя обязательств, — в голосе прорезалась сталь. — Мы договорились. Я привел источник. После консумации брака у тебя будет достаточно сил, чтобы принять ключ, и я больше никому и ничего не буду должен.
— Я не покушаюсь на твою будущую свободу, брат. Договор есть договор. Я благодарен тебе за заботу о ее безопасности и не в обиде, что ты… все же прикоснулся к источнику. Она ведь так соблазнительна в своей непосредственности. Но мне очень любопытна одна вещь. Она вся была в твоей крови, руки, шея, одежда местами пропиталась насквозь. Сила не защищает от этого, помнишь, что было с моими руками, когда я в детстве случайно ранил тебя в тренировочном бою и помогал наложить повязку? Да, она потенциально сильнее, но здесь физиология, а не магия…
— Я бы тоже хотел это знать. Поэтому мне нужно было уехать к себе.
— А! Знаменитая на весь мир библиотека раритетов и редкостей герцогства дор Лий! Неужели еще сохранились книги о таких, как ты?
— Не паясничай. Ведь одну из этих книг ты хотел в качестве приза в споре.
— То, что ты старше, не дает тебе право указывать, как вести себя с моей женой.
— То, что отец женился на твоей матери, а не на моей, не дает тебе право распоряжаться мной. И она тебе еще не жена.
— Но ты остался.
— Да, но причина может отличаться от той, что тебе известна.
30
Странного типа Вовыч заметил на прошлой неделе. Незнакомец неизменно отирался рядом со зданием всякий раз, как парень выходил. Не рядом, но не дальше двухсот метров. В разных местах, но всегда в тех, откуда хорошо просматривался вход. Вовыч проверял. Стоило отвести взгляд, тип стирался из памяти, как не было. Ровно до следующей встречи.
Сегодня наблюдатель был ближе, чем обычно. Почти у входа в здание. Никто не обращал на него внимания, даже Карпыч, охранник, просекающий любую неурочную активность на раз и имеющий фотографическую память на лица.
Вовыч помялся и подошёл к типу. Сначала он принял его за коммивояжера, или еще какого продавца счастья, слишком лощеным и гладким выглядел подозрительный товарищ. Даже несмотря на неизбежный по городской зиме соляной налет на носах ботинок. Однако ботинки оказались дорогими, не чета Вовычевым кроссам, второго и последнего года жизни. А ещё брюки вместо неизменных у каждого джинсов, и пальто вместо пуховика. Причем и пальто, и брюки, и даже небрежно повязаный шарф кричали о стиле громче, чем расфуфыренная секретарша генерального, жонглирующая в разговорах брендами, как иной циркач блестящими шариками.
Вовыч был к брендам равнодушен. К секретарше тоже, к ее невыразимой печали. А тип его напрягал.
— День добрый, уважаемый, — невежливо поздоровался Вовыч.
Тип удивленно приподнял уложенную волосок к волоску черную бровь, как если бы с ним вдруг скамейка заговорила или дерево, и нагло уставился пронзительным зеленым глазом. «Линзы что ли?» — подумал парень, поскольку не бывает у нормальных людей глаз такого сочного изумрудного оттенка.
— Добрый, — ответил незнакомец, а вторым глазом на вход покосился.
— Я вас уже в который раз тут вижу. Наблюдаете, следите или шпионите?
— Караулю, — похабно ухмыльнулся тип и сверху вниз Вовыча оглядел, будто мерку снимал.
«Ага, для последнего пристанища», — вякнул в голове язвительным Ринкиным голосом какой-то из тараканов.
Ринке такие фрукты нравились. Лощеные наглецы с претензией на интеллектуальный юмор, хотя сама Стержинская, то еще хамло и нахалка. Но веселая. И в подружки тогда, как Вовыча в фирму взяли, набиваться не стала, хвала ей за это, почет и прочая уважуха. Так что теперь мир, дружба и жвачка на веки вечные, главное, в архив больше ни ногой. По сути Мариана была его единственным друганом, а за друзей Вовыч всегда горой стоял. Ну, если весовые категории не слишком разнились.
Незнакомец продолжал сверлить взглядом вход, словно сквозь стены видел. Вовыч сам с трудом понимал, чего он вообще к этому хлыщу прицепился, фирма в здании была не одна, сотрудников пару сотен, но тараканы в голове дружно вопили: "Супостат!", строились клином для наступления, а писклявый Ринкин аватар уже и флагом махал. Вообще-то Вовыч Ринку как раз и ждал. Генеральный требовал дресс-код к коллективному выходу в свет, а Вовычу нужен был женский взгляд на проблему. Ленусик отпала, нижним женским определив, что «что-то» было, встала в позу, а потом гордо свалила в закат, наградив словами не слишком лестными, но случаю соответствующими. И опрометчиво данное Стержинской обещание быть ее «плюс один» получило билет в жизнь. Они с Марианой теперь оба в минусе.