Желание

– Неужели ты не можешь поговорить со мной хотя бы десять минут? – спрашиваю я. Мне тошно слышать жалобные нотки, звучащие в моем голосе, но я ничего не могу с собой поделать. Не сегодня, не здесь и уж точно не в разговоре с ним.

Он молчит долго. И даже не дышит. Затем наконец вздыхает и говорит:

– О чем нам говорить, Грейс? Ты же избегала меня не без причины. – Его голос тих, и впервые я вижу на его лице усталость… и боль.

Но не он один чувствует себя усталым, и уж точно не он один испытывает сейчас душевную боль. Возможно, поэтому я даю полную волю своему сарказму, когда отвечаю:

– Ну не знаю. Как насчет того, что мы…

– Что? – перебивает меня он и смотрит на меня хищным взглядом, от которого меня пронзает тревога. – Что мы такое, Грейс?

– Друзья, – шепчу я.

– Так вот как ты это называешь? – Он усмехается. – Друзья?

– И… – Я пытаюсь дать ему тот ответ, которого он ждет, но мой рот застыл, как аляскинская тундра.

Я облизываю губы, сглатываю. Затем выдавливаю из себя те слова, которых он ждет. Те слова, которые висели между нами с той самой минуты, когда я вошла в библиотеку, хотя он упрямо делал вид, что не замечает меня.

– Мы сопряжены, – шепчу я.

– Да, мы сопряжены. И это полный облом.

Глава 10. Опыт новых уз

Я вздрагиваю.

– Я не знаю, что это, – отвечаю я так честно, как только могу.

Он сощуривает глаза, и во второй раз за сегодняшний вечер я напоминаю себе, что он не просто тот парень, который несколько недель обитал в моей голове, а затем спас мне жизнь. Он также опасный хищник. Не то чтобы я боялась его… но он определенно представляет опасность.

Особенно когда рычит:

– Не играй со мной, Грейс. Мы оба знаем, что ты любишь моего брата.

Это правда. Я люблю Джексона. Но я этого не говорю. Не знаю, почему я этого не говорю – возможно, по той же причине, по которой я не сообщаю ему, что на прошлой неделе Джексон порвал со мной. Потому что скоро он узнает об этом, и, когда это случится, я не хочу выглядеть жалкой.

Обычно мне нет дела до того, что обо мне думают другие. Но он не просто один из этих других, он Хадсон, и все мое существо восстает при мысли о том, что он будет жалеть меня. Что бы ни представляли собой наши отношения, они основаны на признании крутости друг друга и взаимном уважении. И я не могу вынести мысли о том, что он будет думать, будто мне нужна его жалость.

Не знаю, почему это так важно для меня, и, честно говоря, у меня нет сил на то, чтобы анализировать свое психическое состояние, пытаясь узнать ответ на этот вопрос. Эта неделя и так была тяжелой, так что копание в себе в поисках каких-то там психологических открытий мне сейчас совершенно ни к чему.

А потому вместо того, чтобы обсуждать мои отношения с Джексоном, я кивком показываю на громадную стопку книг на его столе.

– Ну так чем же ты занимался в последние дни, если, конечно, не считать чтения всяких «легких» и духоподъемных книг? – Я понимаю, что это резкая смена темы разговора, но надеюсь, что он будет не против.

Во всяком случае, до тех пор, пока он не смотрит на меня с самодовольной ухмылкой и не отвечает:

– Узами сопряжения.

Ну хорошо, возможно, Джексон был бы лучшей темой для беседы. В этом весь Хадсон – вечно ему надо тыкать тебя носом в то, что ты не хочешь обсуждать.

Разумеется, он сделал это нарочно – чтобы отпугнуть меня, заставить сбежать. Я знаю Хадсона и понимаю, что именно это у него на уме. Я вижу это по его глазам. Я знаю, как он думает – не зря же я провела несколько месяцев, терпя его присутствие в моей голове. Но понимание того, что он пытается заставить меня испугаться и убежать, только укрепляет мою решимость не отступать, какой щекотливой ни была бы тема, которую он предложил. И не делать того, чего он ожидает.

Поэтому вместо того, чтобы сбежать к моей безобидной работе по физике полетов в противоположный конец библиотеки, я плюхаюсь за его стол и осведомляюсь:

– Ну и что ты узнал о них?

И вот оно в глубине его глаз. Удивление, да. Но также и уважение, то уважение, которое он всегда испытывал ко мне, которое всегда проявлял, как бы ни были остры наши разногласия.

– В основном я пытался понять, каким образом они работают, – отвечает он, садясь на стул с противоположной стороны стола.

Интересный выбор, если учесть, что он нереально крутой вампир, а я «всего лишь» горгулья. Но мне очевидно, что он опасается меня. Это видно по тому, как он кривит рот, как держится и как старается глядеть на что угодно, только не на меня.

Но он тоже не идет на попятную, и я пытаюсь понять, не руководствуется ли он теми же мотивами, что и я.

– Я думала, что все знают, как работают узы сопряжения, – замечаю я.

– Выходит, что нет. – Он начинает барабанить пальцами по столу, явно нервничая, чего прежде я за ним не замечала. – Нам известны основные моменты – например, то, что они возникают, когда люди впервые касаются друг друга, но, похоже, это далеко не все, иначе мы не оказались бы в нынешней ситуации.

– Это же не всегда происходит именно так, верно? Я хочу сказать, что наши узы сопряжения возникли не тогда, когда мы впервые коснулись друг друга.