Он продвигался все дальше. После каждого сделанного шага он останавливался и раздумывал, куда ему сейчас поставить ногу. Один раз у него была возможность выбрать, куда пойти - налево или направо. Он решил повернуть направо; хотя путь показался ему и труднее, но зато в этом направлении было не так много черных мест. От черного ему становилось не по себе. Он бросил взгляд через плечо, чтобы посмотреть, сколько он уже прошел. Почти половину. Теперь он уже не мог повернуть обратно. Он стоял посередине ковра; назад дороги не было, как и не было возможности соскочить в сторону - расстояние до края ковра было слишком большим. Когда он увидел все те черные и красные пятна, которые еще лежали перед ним, он вдруг почувствовал, как в нем поднимается гнетущий страх - как тогда, на пасху, ближе к вечеру, когда он один заблудился в темном углу парка Пайперс Вуд.
Он сделал шаг вперед, с большой осторожностью ступил на единственное желтое пятнышко, лежавшее в пределах его досягаемости, и на этот раз его ступня оказалась совсем близко от черного места. Он не задел черное, он точно знал, что не задел его, потому что видел узкую желтую линию, отделявшую носок его сандалии от черной зоны. Однако змея зашевелилась, будто почувствовав близость мальчика. Она подстерегающе подняла голову и уставилась светлыми, круглыми глазами на его ступню.
"Я не прикасался к тебе! Тебе нельзя жалить меня! Ты знаешь, что я не прикасался к тебе!"
Другая змея бесшумно скользнула к первой и тоже подняла голову: их было теперь две головы, две пары глаз, которые неотступно смотрели на ступню, на небольшое открытое место пониже ремешка-застежки. Мальчик встал на цыпочки и остался стоять так, застыв от страха. Прошла не одна минута, прежде чем он отважился подумать о следующем шаге.
Этот следующий шаг будет очень трудным, потому что впереди поперек ковра бежал глубокий, извилистый поток черного. А мальчик стоял как раз так, что ему нужно было пересечь этот поток в самом широком месте. Может, прыгнуть? Нет, это было слишком опасно, потому что он ведь не знал, попадет ли точно на узкую желтую полосу на другой стороне. Он глубоко вздохнул, поднял одну ногу и вытянул ее далеко-далеко, стал постепенно опускать ее все ниже и ниже, пока наконец носок его сандалии не оказался твердо стоящим на желтой поверхности. Теперь он подался вперед, перенес вес тела на переднюю ногу и попытался потом подвести к ней заднюю. Он напрягался изо всех сил, тянул и дергал, но ноги были раздвинуты слишком широко. Ничего не помогало, надо было поворачивать обратно. Но и это у него не выходило. Он стоял так с широко раздвинутыми ногами и не мог двинуться с места. Под собой он видел глубокий, извилистый черный поток. Части его сейчас шевелились, разворачивались, переползали туда-сюда и переливались отвратительно маслянистым блеском. Мальчик закачался, дико замахал руками, чтобы не упасть, но это только ухудшило его положение. Он стал валиться вправо, сначала медленно, потом все быстрее. В последний момент он инстинктивно вытянул вперед руку, чтобы смягчить при падении удар. То, что он увидел сразу вслед за этим, заставило его пронзительно закричать от ужаса: его голая рука вошла прямо в середину большой, блестящей черной массы и исчезла в ней.
На улице, в свете солнца, далеко за домом, мать искала своего сына.