— Заткнись нахуй! — Закричал русский, затем я услышала звук, похожий на пощечину, и девушка за моей дверью заплакала. Она была безликой, безымянной, незнакомкой, которую использовали, а затем сломали, прежде чем отправить куда-то еще. За последние четыре месяца я слышала этот голос несколько раз. Нескольким русским нравилось заходить в подвал и “пробовать новый продукт”. Девушек, которых похитили, как меня, и отвели вниз, чтобы они ждали участи, которой никто из них не мог избежать. Однако этот человек был чистым злом.
Я слышала, как другие называют его Резников.
Из-за незакрепленных кирпичей на уровне моих глаз в стене я могла видеть длинную очередь девушек, ожидающих его осмотра. У него было мало терпения, и когда кто-то из них плакал, хныкал или умолял, он бил их. И все это было, если он был великодушен. Если он был раздражен или спешил, он выбирал одного из охранников, который повалит ее и изнасилует на глазах у остальных.
Девушка, получившая пощечину, молча плакала, когда он кивнул головой в ее сторону.
— Бордель.
Ее схватили за руку и потащили наверх, пока он продолжал свою оценку. Резников остановился перед миниатюрной рыжеволосой девушкой. Он приказал ей открыть рот, а затем покачал головой.
— Она больна. Избавься от нее. — Слова были произнесены так спокойно, что было трудно осознать, что он приказал убить ее без каких-либо эмоций вообще.
Рыжая попыталась убежать, и ее поймал один из русских головорезов, который так сильно ударил ее по затылку, что она упала. Ее тело подобрали и отнесли наверх. Примерно через минуту я услышала приглушенный выстрел и вздрогнула, закусив губу, чтобы не издать ни звука.
Я молча прикрыла рот руками, дрожа от жестокости, которой страдали эти девушки, и от того, насколько я была близка каждый божий день к тому, чтобы стать одной из них. Я не была уверена, почему меня пощадили. Мои похитители не были добрыми людьми.
Все, что я знала, это то, что я еще не стала жертвой, и я не планировала позволить этому случиться. Я подчинилась правилам. Я хранила молчание, пока моя душа взывала к страданиям невинных. Каждую секунду дня я мысленно отмечала, что здесь произошло, чтобы, когда я сбегу, я смогла бы свидетельствовать против этих насильников и убийц заставляя их заплатить за свои преступления.
До сих пор меня всего несколько раз толкали и били, но никогда не подвергали сексуальному насилию. Было ужасно осознавать, что меня держат в месте, где подвергают женщин многочисленным изнасилованиям, и я никак не могу им помочь. Хуже того, что и я могу стать жертвой в любой момент. Я думаю, что страх был всем тем, на чем процветали мои похитители. Два засранца были в восторге от того факта, что я никогда не выходила на свет чаще одного раза в неделю. Я несколько раз пыталась убежать, и это привело только к избиению. Теперь я ждала того дня, когда я стану девушкой, которую поставят перед русским. Это был мой личный кошмар. Я должна была верить, что не застряну здесь навсегда. Я не могла умереть в этой комнате с выцветшими кирпичными стенами и холодным бетоном. Это была тюрьма, камера, предназначенная для того, чтобы держать кого-то спрятанным у всех на виду.
Русский никогда не задерживался здесь надолго. Неудивительно, что никто из мужчин никогда не сосредотачивался на своем окружении. Когда вы были по другую сторону стены, было очевидно, что здесь есть что-то еще. Конечно, мои похитители поставили перед моей дверью тележку на колесиках, полную всякого хлама, поэтому всегда казалось, что эта комната пуста или недоступна. Возможно, таких мужчин не волновали детали, которые не влияли на их прибыль. В конце концов, продажа людей была прибыльной.
Деньги были всем, о чем они заботились, и если им удавалось трахать девушек и вымещать свои развратные фантазии на тех, кто не мог дать отпор, тогда не было необходимости заботиться о том, что происходит, кроме как набивать свои толстые кошельки. Вина даже не на этих мудаках. Это единое требование сексуального рабства. Если бы это не было так прибыльно, то схемы бы не существовало. По крайней мере, не в таком грандиозном масштабе. Торговле людьми никогда не будет конца, пока люди не перестанут хотеть порабощать других.
Испытывая отвращение, я тихо отползла к самой дальней стене и опустилась на пол, обхватив руками колени. В течение следующего часа я игнорировала крики и мольбы, удары по плоти и осознание того, что Резников выбирал девушек, которых хотел, а остальных оставлял на “растерзание” паре своих приспешников.
Мои похитители вернулись, когда все почти закончилось, и я знала, что у них были свои очереди, они наслаждались бесконечной чередой девушек, которыми они всегда пользовались. Неважно, что это было изнасилование, даже если девушки были без сознания или неспособны дать отпор. Возможно, это возбуждало даже больше некоторых из них.