Я понимала, что вся наша связь с ним по сути ограничивается рамками нашей сделки и старалась не строить иллюзий на этот счет, но все же это никак не препятствовало моей тихо, но неуклонно нарастающей тоске по нему. Я так прониклась им, что в задумчивости во время обеденного перерыва написала на салфетке зачем-то взятой с собой шариковой ручкой его имя. Спохватилась, когда стала украшать имя вензелями. Нервно оглядевшись, скомкала салфетку и порвав ее, выкинула на выходе из кафе.
И когда я проходила мимо Лизы — секретаря на ресепшн, я думала о том, как бы хорошо было, если бы он мог бы меня сейчас обнять. Просто обнять. Мне так этого хотелось…
— Наташа, постой, — обратилась ко мне Лиза.
Я остановилась и услышала, что генеральный хотел бы видеть меня в своем кабинете.
Судя по загорелой коже Александр Сергеевич все-таки летал в Италию к морю на прошедшие выходные. Вид у него был прямо скажем цветущий, но взгляд — пристальный и хмурый. И хотя выглядел в этих темно-синих брюках и белоснежной рубашке с коротким стоячим воротником и расстегнутой верхней пуговицей он просто великолепно, я вдруг поймала себя на том, что отношусь к нему теперь без прежнего восхищения. Скорее воспринимаю просто, как красивую картинку в журнале.
В кабинете пахло его, уже знакомым мне, чуть сладковатым парфюмом. Александр Сергеевич, холеный, ухоженный и загорелый, стоял перед столом и задумчиво крутил в руках дорогую авторучку.
— Здравствуй, Наталья, — сказал он.
Голос его по прежнему звучал очень приятно для моего слуха, но при этом не вызывал прежних ощущений.
— Здравствуйте, Александр Сергеевич, — отозвалась я.
— Присядь, — бросил он, указав на стул и направился к своему креслу.
Сев в него, он откинулся на спинку и, подождав, пока сяду и я, сказал:
— У меня к тебе серьезный разговор.
— Слушаю вас, — сказала я, чуть приподняв попу и расправив платье, чтобы оно не помялось.
Затем устроилась поудобнее и закинула ногу на ногу, сложив руки на коленях.
— Мне бы хотелось найти с тобой общий язык, Наталья, — сказал Александр Сергеевич. — Я так понимаю, что чего-то не понимаю. А мне бы очень хотелось понять.
— Понять что? — чуть подавшись вперед, спросила я.
— Понять, что за игру ты ведешь. Смотри. Мы с тобой на собеседовании договорились об определенных условиях твоей работы. Иначе бы я тебя не взял. Но ты изменила нашей договоренности. Ты работаешь без удовольствия, — он сделал акцент на слове "без".
— Ну, почему же? — возразила я с самым невинным видом. — Мне нравится работа. Не могу сказать, что я работаю без удовольствия, — и я тоже сделала акцент на предлоге "без", чуть поддразнивая его.
— Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду, — немного раздраженно ответил он.
— Допустим, — сказала я. — Но мне казалось, что эту тему мы закрыли в прошлую пятницу.
— Нет, не закрыли, — сказал Александр Сергеевич. — И не закроем, пока останется эта неопределенность. Мне надоело это подвешенное состояние. Поэтому данный вопрос мы решим сегодня. Это точно и стопроцентно.
— Хорошо, — пожав плечами, ответила я. — И как вы собираетесь его решать? Опять будете грозить увольнением в случае, если я немедленно не раздвину перед вами ноги?
Он несколько смутился под моим взглядом и из-за прямоты моего вопроса. Мысленно я сочла это своей маленькой победой.
— Наталья, ты согласна, что выдвинула передо мной два условия, оба из которых я выполнил? Я ухаживал за тобой и довольно долго — по крайней мере для меня. И я ни с кем не занимаюсь сексом, потому что хочу тебя, а ты выставила условие, что твой мужчина занимается сексом только с тобой. То есть можно определенно сказать, что я пошел к тебе навстречу. Так?
— Так, — вздохнув, ответила я.
— Тогда в чем дело? — жестко спросил он. — Я тебя внимательно слушаю. И говорить ты будешь прямо сейчас. Выкладывай.
— Я не знаю, что вам сказать.
— Ты знаешь, что мне сказать, хитрая сука, — холодно произнес он. — Ты просто не говоришь. Может, мне за тебя сказать?
И вот тут я испугалась. И, наверное, это отразилось на моем лице, потому что он тут же сощурил взгляд.
— Что? — спросил он. — Мне?
У меня медленно, но верно душа уходила в пятки. Неужели он как-то узнал про наш договор с Шерханом? Если это так, то все, пипец… Ног тут главное себя не выдавать… Хотя, если бы он узнал, он бы по-другому, наверное, говорил бы… И начал бы с другого… Нет, пожалуй, он все-таки не знает… Или знает?
— Скажите вы, — выдавила я из себя, спиной вжимаясь в спинку стула.
— Окей, — сказал он и встал из-за стола. Прошел в другой конец кабинета, открыл шкафчик и достал оттуда плоскую темную бутылку.
— Ты будешь коньяк? — бросил он через плечо.
— Я же на работе, — сглотнув, ответила я.
— Ничего страшного, — ответил он. — Ты у меня на работе.
— Тогда буду.
— Прекрасно.
Он налил нам обоим, вернулся к столу и вручил мне коньячный бокал, в котором плескался янтарный алкоголь. Затем чокнулся своим об него и, ни слова не говоря, чуть запрокинул голову и залпом выпил.
Я медленно отпила из своего бокала. Коньяк обжег губы, согрел пищевод и желудок и оставил приятное, нежное, миндальное послевкусие.