Желание странного (сборник)

– Гвардейцы! – сказал он. – Мы – опора и единственная надежда государства в это трудное время. Только на нас могут без оглядки положиться в своем великом деле Неизвестные Отцы. – Это была правда, истинная правда, и было в этом очарование и отрешенность. – Хаос, рожденный преступной войной, едва миновал, но последствия его тяжко ощущаются до сих пор. Гвардейцы, братья! У нас одна задача: с корнем вырвать все то, что влечет нас назад, к хаосу. Враг на наших рубежах не дремлет, неоднократно и безуспешно он пытался втянуть нас в новую войну на суше и на море, и лишь благодаря мужеству и стойкости наших братьев-солдат страна наша имеет возможность наслаждаться миром и покоем. Но никакие усилия армии не приведут к цели, если не будет сломлен враг внутри. Сломить врага внутри – наша и только наша задача, гвардейцы. Во имя этого мы идем на многие жертвы, мы нарушаем покой наших матерей, братьев и детей, мы лишаем заслуженного отдыха честного рабочего, честного чиновника, честного торговца и промышленника. Они знают, почему мы вынуждены вторгаться в их дома, и встречают нас как своих лучших друзей, как своих защитников. Помните это и не давайте себе увлечься в благородном пылу выполнения своей задачи. Друг – это друг, а враг – это враг… Вопросы есть?

– Нет! – рявкнула секция в двенадцать глоток.

– Смир-рна! Тридцать минут на отдых и проверку снаряжения. Р-разойдись!

Секция бросилась врассыпную, а затем гвардейцы группами по двое и по трое направились к казарме. Гай неторопливо пошел следом, ощущая приятную опустошенность. Максим ждал его поодаль, заранее улыбаясь.

– Давай поиграем в слова, – предложил он.

Гай мысленно застонал. Одернуть бы его, одернуть! Что может быть более противоестественно, нежели кандидат, шпендрик, за полчаса до начала операции пристающий с фамильярностями к капралу!

– Сейчас не время, – по возможности сухо сказал он.

– Ты волнуешься? – спросил Максим сочувственно.

Гай остановился и поднял глаза к небу. Ну что делать, что делать? Оказывается, совершенно невозможно цукать такого вот добродушного наивного гиганта, да еще спасителя твоей сестры, да еще – чего греха таить – человека, во всех отношениях, кроме строевого, гораздо выше тебя самого… Гай огляделся и сказал просительно:

– Послушай, Мак, ты ставишь меня в неловкое положение. Когда мы в казарме, я твой капрал, начальник, я приказываю – ты подчиняешься. Я тебе сто раз говорил…

– Но я же готов подчиняться, приказывай! – возразил Максим. – Я знаю, что такое дисциплина. Приказывай.

– Я уже приказал. Займись подгонкой снаряжения.

– Нет, извини меня, Гай, ты приказал не так. Ты приказал отдыхать и подгонять снаряжение, ты забыл? Снаряжение я подогнал, теперь отдыхаю. Давай поиграем, я придумал хорошее слово…

– Мак, пойми: подчиненный имеет право обращаться к начальнику, во-первых, только по установленной форме, а во-вторых, исключительно по службе.

– Да, я помню. Параграф девять… Но ведь это во время службы. А сейчас мы с тобой отдыхаем…

– Откуда ты взял, что я отдыхаю? – спросил Гай. Они стояли за макетом забора с колючей проволокой, и здесь их, слава богу, никто не видел: никто не видит, как эта башня привалилась плечом к забору и все время порывается взять своего капрала за пуговицу. – Я отдыхаю только дома, но даже дома я никакому подчиненному не позволил бы… Послушай, отпусти мою пуговицу и застегни свою…

Максим застегнулся и сказал:

– На службе одно, дома другое. Зачем?

– Давай не будем об этом говорить. Мне надоело повторять тебе одно и то же… Кстати, когда ты перестанешь улыбаться в строю?

– В уставе об этом не сказано, – немедленно ответил Максим. – А что касается повторять одно и то же, то вот что. Ты не обижайся, Гай, я знаю: ты не говорец… не речевик…

– Кто?

– Ты не человек, который умеет красиво говорить.

– Оратор?

– Оратор… Да, не оратор. Но все равно. Ты сегодня обратился к нам с речью. Слова правильные, хорошие. Но когда ты дома говорил мне о задачах Гвардии и о положении страны, это было очень интересно. Это было очень по-твоему. А здесь ты в седьмой раз говоришь одно и то же, и все не по-твоему. Очень верно. Очень одинаково. Очень скучно. А? Не обиделся?

Гай не обиделся. То есть некая холодная иголочка кольнула его самолюбие – до сих пор ему казалось, что он говорит так же убедительно и гладко, как капрал Серембеш или даже господин ротмистр Тоот. Однако, если подумать, капрал Серембеш и господин ротмистр тоже повторяли всё одно и то же в течение трех лет. И в этом нет ничего удивительного и тем более зазорного – ведь за эти три года никаких существенных изменений во внутреннем и во внешнем положении не произошло…

– А где это сказано в уставе, – спросил Гай, усмехаясь, – чтобы подчиненный делал замечания своему начальнику?

– Там сказано противоположное, – со вздохом признался Максим. – По моему, это неверно. Ты ведь слушаешь мои советы, когда решаешь задачи по баллистике, и ты слушаешь мои замечания, когда ошибаешься в вычислениях.

– Это дома! – проникновенно сказал Гай. – Дома все можно.