Желание странного

– Это правда, – сказала Орди. Она заговорила впервые за все время. – Это видела я сама. Он чистил картошку и обрезал палец. Через полчаса остался только белый шрам, а на другой день вообще уже ничего не было. Я думаю, он действительно горец. Гэл рассказывал про древнюю горскую медицину, они умеют заговаривать раны.

– Ах, горская медицина… – сказал Доктор, снова окутываясь дымом. – Ну что же, предположим. Правда, порезанный палец – это одно, а семь пуль в упор – это другое, но – предположим… То, что раны заросли так поспешно, – не самое удивительное. Я хотел бы, чтобы мне объяснили другое. В молодом человеке семь дыр. И если эти дыры были действительно проделаны настоящими пистолетными пулями, то по крайней мере четыре из них – каждая в отдельности, заметьте! – были смертельными.

Лесник охнул и молитвенно сложил руки.

– Какого черта? – сказал широкоплечий.

– Нет уж, вы мне поверьте, – сказал Доктор. – Пуля в сердце, пуля в позвоночнике и две пули в печени. Плюс к этому – общая потеря крови. Плюс к этому – неизбежный сепсис. Плюс к этому – отсутствие каких бы то ни было следов квалифицированного врачебного вмешательства. Массаракш, хватило бы и одной пули в сердце!

– Что вы на это скажете? – сказал широкоплечий Максиму.

– Он ошибается, – сказал Максим. – Он все верно определил, но он ошибается. Для нас эти раны не смертельны. Вот если бы ротмистр попал мне в голову… но он не попал… Понимаете, Доктор, вы даже представить себе не можете, какие это жизнеспособные органы – сердце, печень – в них же полно крови…

– Н-да, – сказал Доктор.

– Одно мне ясно, – проговорил широкоплечий. – Вряд ли они бы направили к нам такую грубую работу. Они же знают, что среди нас есть врачи.

Наступило длительное молчание. Максим терпеливо ждал. А я бы поверил? – думал он. Я бы, наверное, поверил. Но я вообще, кажется, слишком легковерен для этого мира. Хотя уже не так легковерен, как раньше. Например, мне не нравится Мемо. Он все время чего-то боится. Сидит с пулеметом среди своих и чего-то боится. Странно. Впрочем, он, наверное, боится меня. Наверное, он боится, что я отберу у него пулемет и опять вывихну ему пальцы. Что ж, может быть, он прав. Я больше не позволю в себя стрелять. Это слишком гадко, когда в тебя стреляют… Он вспомнил ледяную ночь в карьере, мертвое фосфоресцирующее небо, холодную липкую лужу, в которой он лежал. Нет, хватит. С меня хватит… Теперь лучше я буду стрелять сам…

– Я ему верю, – сказала вдруг Орди. – У него концы с концами не сходятся, но это просто потому, что он странный человек. Такую историю нельзя придумать, это было бы слишком нелепо. Если бы я ему не верила, я бы, услышав такую историю, сразу бы его застрелила. Он же громоздит нелепость на нелепость. Не бывает таких провокаторов, товарищи… Может быть, он сумасшедший. Это может быть… Но не провокатор… Я за него, – добавила она, помолчав.

– Хорошо, Птица, – сказал широкоплечий. – Помолчи пока… Вы проходили комиссию в Департаменте общественного здоровья? – спросил он Максима.

– Да.

– Вас признали годным?

– Конечно.

– Без ограничений?

– В карточке было написано просто: «Годен».

– Что вы думаете о Боевой Гвардии?

– Теперь я думаю, что это безмозглое оружие в чьих-то руках. Скорее всего – в руках этих пресловутых Неизвестных Отцов. Но я еще многого не понимаю.

– А что вы думаете о Неизвестных Отцах?

– Я думаю, что это верхушка военной диктатуры. То, что я о них знаю, – очень противоречиво. Может быть, их цели даже благородны, но средства… – Максим покачал головой.

– Что вы думаете о выродках?

– Думаю, что термин неудачен. Думаю, что вы – заговорщики. Цели ваши представляю довольно смутно. Но мне понравились люди, которых я видел сам. Все они показались мне честными и… как бы это сказать… не оболваненными, действующими сознательно.

– Так, – сказал широкоплечий. – У вас бывают боли?

– В голове? Нет, не бывают.

– Зачем об этом спрашивать? – сказал Лесник. – Если бы были, он бы здесь не сидел.

– Вот я и хочу понять, зачем он здесь сидит, – сказал широкоплечий. – Зачем вы пришли к нам? Вы хотите участвовать в нашей борьбе?

Максим покачал головой.

– Я бы так не сказал. Это была бы неправда. Я хочу разобраться. Сейчас я скорее с вами, чем с ними, но ведь и о вас я знаю слишком мало.

Все переглянулись.

– У нас так не делается, милый, – сказал Лесник. – У нас так: либо ты наш, и тогда на тебе оружие и иди воевать. Либо ты, значит, не наш, и тогда извини, тогда мы тебя… сам понимаешь… куда тебя – в голову надо, да?

Опять наступило молчание. Доктор тяжело вздохнул и выколотил трубку о скамью.

– Редкий и тяжелый случай, – объявил он. – У меня есть предложение. Пусть он нас поспрашивает… У вас же есть вопросы, не так ли, Мак?

– Да, я пришел спрашивать, – отозвался Максим.

– У него много вопросов, – подтвердила Орди, усмехаясь. – Он матери жить не давал вопросами. Да и ко мне приставал.

– Задавайте, – сказал широкоплечий. – А вы, Доктор, будете отвечать. А мы послушаем.

– Кто такие Неизвестные Отцы и чего они хотят? – начал Максим.

Все зашевелились, очевидно, этого вопроса они не ждали.