Желание убивать. Как мыслят и действуют самые жестокие люди

— Нет, — без промедления ответил Рисселл. — Я уже через все это проходил. Я считал, что ничто меня не остановит, только если поймают. А если поймают, то убьют. И я подумал, что нужно записаться в морскую пехоту. Чувствовал, что ежовые рукавицы меня исправят. Мне нужна была дисциплина, чтобы обуздывать себя в плане этого насилия, которое крутилось в голове.

— А что скажешь по поводу пострадавшей, которой ты позволил убежать? Ты ведь уже убивал к тому моменту. Почему с ней получилось иначе? — спросил Ресслер.

— Она сказала, что ее отец умирает от рака. Я вспомнил про своего брата, который только что перенес онкологическую операцию. Двадцать пять лет, и рак… Вот о чем я подумал. Не мог я ее убить. Ей и так пришлось хлебнуть горя.

Я нажала на паузу, перемотала пленку назад и еще раз послушала этот фрагмент разговора.

— Ей и так пришлось хлебнуть горя…

Это было главным. Стоило женщине рассказать Рисселлу о своих бедах, как вся изысканная конструкция его фантазий обрушилась. Он уже не видел в этой женщине безликую представительницу ее пола. Она была реальным человеком, индивидуальностью. Ей удалось установить контакт с Рисселлом, став символом эмоциональных потрясений, аналогичных тем, в которых коренилась его навязчивая потребность в контроле, вроде развода родителей, отсутствия отца, отказов женщин, болезни брата. Мир этой женщины был таким же несовершенным и неблагополучным, как и его собственный. Осознав это, он сразу испытал сочувствие к ней. Поэтому он велел женщине притормозить у обочины, выбросил ключ зажигания из окна, выскочил из машины и скрылся в лесу.

Записи интервью с Рисселлом предоставили мне редкостную возможность наблюдать за поэтапным процессом становления этого убийцы. Они показывали, что потребность вновь и вновь мысленно возвращаться к переживаниям прошлого и сверяться с ними подпитывала его навязчивые фантазии, сформировавшие образ мыслей, отличный от свойственного обычным людям. Они показывали, что именно способствовало его эволюции от гнева к мелкому воровству, изнасилованию и в конечном итоге к убийству. Но самое интересное было то, что Рисселл отлично понимал, что делает. Он видел, к чему это приводит. И, невзирая на это, продолжал.

— С виду я, наверное, такой же, как и все. Но глубоко внутри меня есть что-то, что, кажется, меня и погубило. Это неукротимость чувств и жестокость, которая мной овладевает время от времени, — сказал Рисселл.

— На самом деле ты преступил главный закон человеческого общества. Ты лишал людей жизни. Вот в этом и состоит твое отличие, — ответил ему Ресслер.

— Да, пожалуй.

* * *

Самым поразительным в Рисселле было то, что большинство своих преступлений он совершил, находясь под наблюдением психиатров. Это наглядно свидетельствовало о наличии определенных недостатков и упущений в обычных методах сбора психиатрического анамнеза. В первую очередь это относилось к практике самоотчетов. В основе этого метода было представление о том, что пациенты хотят выздороветь и что они — сознательные участники лечебного процесса. Поэтому они сообщают правдивую информацию о своем состоянии. Но это не относилось к преступникам, которые откровенно лгали своим психиатрам или искусно манипулировали ими, чтобы заставить поверить в несуществующие улучшения.

Рисселл признался, что его тоже удивило, когда он понял, что может безнаказанно совершать преступления, находясь под наблюдением психиатра. С ним ни разу не поговорили ни о его преступлениях, ни об отношениях с родителями, ни о пьянстве, ни о разрыве с подружкой. «Возвращаться ко всему этому было бы мучительным делом», — сказал Рисселл. В то же время он считал, что его психиатры ошибались, не задавая такие вопросы. В противном случае им, возможно, удалось бы установить причину его преступлений. «По большому счету, поговорить бывает полезно».

Продемонстрированная Рисселлом степень понимания самого себя и природы своих поступков встречается редко. Но он был не единственным. Схожим образом вел себя и Кемпер. С единственным отличием — на него это повлияло иначе.

Глава 11 Или фантазии, или реальность — совместить не получится

Однажды Дуглас так сказал о серийном убийце Эдмун- де Кемпере: «Было бы не слишком честно с моей стороны не признать, что мне понравился этот парень». И хотя это прозвучало довольно необычно, я сразу поняла, что он имел в виду. Кемпер был лишен типичного для других серийных убийц высокомерия. Это был спокойный и адекватный человек. Он любил пошутить и был дружелюбен, открыт и чуток. И при этом менее чем за десять лет он безжалостно убил троих членов своей семьи и семь беззащитных женщин. В отличие от Дугласа я не умела отделять преступника от его преступления. И видела в Кемпере источник ценных данных, только и всего. Для меня он был не более чем средством достижения цели.