Желание жизни

Чуть повеселевший аптекарь свалился на стул и бросил портфель на колени. Впервые он обратил внимание, что сумка как-то странно выглядит. Золотые застёжки были перекошены, их как будто кто-то трогал. Мистера Челленджворса обдало холодной дрожью, и он сразу все понял: к его портфелю прикасались! Липкими от пота руками фармацевт лихорадочно разворотил затейливую пряжку и с бешено бьющимся сердцем молниеносно засунул руку в одно отделение, потом – в другое. Его любимых золотых часов фамильных не было. Не было! Джентльмен побледнел, ему стало сложно дышать, и он почувствовал резкую боль в груди, которая заставила второй раз за день пошатнуться. Он начал припоминать сегодняшнее утро, такое ужасное сегодняшнее утро. Боль в спине, помятый фрак, софа, дворецкий… этот подозрительно респектабельный дворецкий. И он, кажется, говорил что-то… Как будто бы важное. А что было вчера? Вчера он бежал, бежал и кружился в водовороте блёсток, фантиков и света и одновременно черноты, какой-то бархатной усыпляющей темноты. Вдруг он вспомнил голос. Точнее, что-то раздалось в его голове – медоточивое, приятно щекочущее нервы и опять усыпляющее, усыпляющее все чувства и все мысли. Мистер Челленджворс стиснул голову руками, желая остановить это падение, падение куда-то далеко, в бездну сновидений наяву. «Я начинаю видеть этот день! – воскликнул он в исступлении. – Я начинаю видеть этот странный приятно-ужасный день!» И тут как острая стрела, как вспышка пугающей огромной молнии на ночном небе, пронеслась мысль, воспоминание, одно только слово, разрастаясь и, казалось, оглушая всё своим сумрачным эхом – «Лина?»

«Лина…» – разверзлось в его сознании ещё раз.

Мистера Челленджворса закручивают вихри

Вчерашние бурные размышления и прозрения застали мистера Челленджворса уже в девять часов вечера. Эмили деликатно оставила запасные ключи на прилавке и сама заперла аптеку. Она прекрасно понимала, что трудно выбрать более неподходящее время, для того чтобы войти в кабинет к шефу и разговаривать с ним о чём бы то ни было.

Мистер Челленджворс плохо помнил, как именно возвращался домой. Наверное, в самые тяжелые моменты душевного напряжения и смятения рецепторы, отвечающие за чувствительность, просто отключаются и человеская личность превращается лишь в биологический вид.

Утром аптекарь, еще толком не проснувшись и ворочаясь в постели, ощущал себя кораблем, раскачивающимся в бурю на волнах. Вот-вот бездна должна поглотить его, и не хватает воздуха в легких, а одеяло – лишь обломки тонущего судна, за которые можно ухватиться в последней надежде спастись и выплыть. В таком странном состоянии полусна-полуяви мистер Челленджворс находился почти всё утро: в какие-то мгновения думал, что окончательно проснулся и пора собираться на работу, а потом, через несколько секунд, падал на подушку и видел тревожный сон об этом. Так повторялось по кругу раза два или три. В научном мире существуют любопытные теории о том, что человек может управлять своим сознанием даже во время сна. В эту ночь мистер Челленджворс испытал такой эффект на себе. В восемь часов утра он порывистым движением, с легким криком, вскочил с кровати: сердце его колотилось, ему было очень жарко. «Неужели я окончательно проснулся или вижу очередные грезы об этом?» – начал он разговаривать сам с собой, испуганно оглядываясь. «Нет, на этот раз, вроде бы, точно…»

Аптекарь облегченно вздохнул, но его ноги попали в тапочки только с третьего раза. Вчера вечером он страшно боялся раннего часа, потому что знал – будет еще тяжелее. Мысли об этой женщине, Лине, красивой и страшной, занимали его даже больше, чем предстоящее судебное заседание. Он должен был её найти, расспросить, поставить на место… Однако свою ярость вчера вечером он спрятал глубоко внутри – в его организме просто не оставалось сил для её полноценного выхода. «Зато, – успокаивал он себя, – на следующий день я уж точно буду во всеоружии, как ментально, так и физически». Позволим себе чуть снизить градус пафоса нашего повествования упоминанием такой прозаической детали, как ужины и завтраки миссис Томпсон, последние образцы которых ассоциировались в воображении мистера Челленджворс с подлинной пищей богов, пусть он и не знал, что означает это выражение. Ему казалось, он имеет право на эту безобидную уступку своей воинственной решимости расправиться со всем судебным кошмаром раз и навсегда. И он не скрывал от себя очевидное: жареные куриные крылышки под клюквенным соусом и мягкий ореховый пудинг должны были помочь. Теперь только вообразите его безнадежную грусть, когда в квартире ждал лишь полупустой холодильник без единого объяснения со стороны экономки. Мужчина был жутко голоден, но вчера только презрительно сморщился, посмотрев на нетронутую пачку пасты со стоящим рядом томатным соусом. Он был до такой степени расстроен и зол, что предпочел голод и назойливое покалывания в желудке плохой трапезе.