Я прочел и обдумал с величайшим вниманием каждую из статей твоего устава и, пожалуй, ни одной не оставил без возражений. Не буду даже говорить о замысле как таковом, перейду непосредственно к уставу. Легко ли будет осуществить первую статью? Отчего во второй
допускается существование содержанок? Третья предполагает порядок, полезный для заведения, которое благодаря этому сделается более самостоятельным, более благоустроенным и менее непристойным. И все же, возводить отдельные здания для падших женщин! Заботиться о том, чтобы здания эти были удобными! Не уверен, что прилично назначать членов городской управы попечителями подобных заведений, как то предписывает статья четвертая. Смогут ли твои управительницы управлять? Зачем запрещать членам Попечительского совета доступ в заведение, как ты это делаешь в статье пятой? Впрочем, я догадываюсь о причине. Какая надобность в статьях шестой и седьмой? Восьмая меня удивляет, она мне непонятна, точно так же, как и девятая. Что же касается десятой, скажу свое мнение: такая жизнь должна служить наградой не распутству, а добродетели. То же касается и статьи одиннадцатой. Статьи двенадцатая и тринадцатая, вторая из них тем плоха, что выбор порой будет совершаться слишком долго, а кончится все дело именно тем, чего законодатель желал избежать, иначе говоря, принуждением. Четырнадцатая, пятнадцатая и шестнадцатая: о двух первых не скажу, а вот третья, пожалуй, обескураживает: не слишком ли молоды девицы? Семнадцатая: отчего пятый и шестой коридоры ценятся так высоко? Восемнадцатая, так эти женщины, выходит, уже не будут считаться публичными? Девятнадцатая: несмотря на все оговорки, статья эта отнюдь не убережет от злоупотреблений. Найдутся безумцы, которые женятся на публичной девке, вскоре в том раскаются и будут несчастны. Двадцатая и двадцать первая: все это уменьшит расходы заведения, но завещать таким детям значительное состояние — значит действовать вопреки закону. Двадцать вторая и двадцать третья: вот так девки — образованные, нарядные, привыкшие к вежливому обращению! Двадцать четвертая: постоянные любовники, о которых вы так много толкуете, неплохо устроятся; вы даруете им немало привилегий! Двадцать пятая: превосходно; но будет ли это исполнено? Двадцать шестая и двадцать седьмая: с первой согласен, но не слишком ли многого, господин законодатель, ждете вы от бедных перестарок? Двадцать восьмая: ну и ну! Какие строгости! Двадцать девятая: вот вы и смягчились; ничего удивительного: суровость вам не к лицу. Тридцатая: вы, разумеется, в своем праве. Не стану спорить: я не скуп, но ценю бережливость. Тридцать первая и тридцать вторая: и тут не стану спорить, хотя вы идете наперекор всем общественным обыкновениям. Тридцать третья: неужели то, что предписывает эта статья, в самом деле необходимо? Докажите. Тридцать четвертая, тридцать пятая, тридцать шестая и тридцать седьмая: штрафы! Впрочем, вполне заслуженные; всякий знает несчастных, которые ввязались в тяжбу и заплатили куда больше, хотя виновны были несравненно меньше. О трех прочих статьях не скажу ни слова: они необходимы. Тридцать восьмая: расчет весьма тонкий. Но достанет ли у вашего партениона денег на то, чтобы вырастить столько детей? Чтобы женить их или выдать замуж? А красоток еще и с приданым? Тридцать девятая: неплохо. Сороковая и сорок первая: повторяю, завидная жизнь будет у ваших девиц! Сорок вторая: отлично! Сорок третья: вот статья превосходная! Сорок четвертая: а в праздничные дни они отправятся в театр. Совершенно с тобой согласен, любезнейший, жители Лондона поступали бы куда более разумно, когда бы по воскресеньям посещали представления в театре Друри-Лейн, а не одурманивали себя пуншем и очень скверным, хотя и очень дорогим вином в тавернах, где юные англичанки нередко лишаются разума и, что куда хуже, невинности. Сорок пятая: итак, Париж сделается столицей ордена, его штаб-квартирой.Я изложил свои возражения очень кратко. Пожелай я высказать все, что думаю на сей счет, письмо вышло бы куда длиннее. Однако на это у меня теперь нет времени. Отвечай мне не столько на те замечания, какие я уже сделал, ибо они ничтожны, но на те, какие могли бы быть сделаны на каждую из статей твоего устава. По правде говоря, я полагаю, что, если бы кто-нибудь когда-нибудь вознамерился внести порядок в область жизни в высшей степени беспорядочную, ничего лучшего он бы не выдумал. Ты хочешь уменьшить зло, а это уже благо.