Желания

«Дезирада»… Тренди старался о ней не думать. Само это название вызывало в нем гнев. «Я спал, — говорил он себе, — надо бежать, это все еще проделки чудовища Корнелла, Великой Спящей Рыбы, мечтательной и зловредной, быстрее домой, там все наладится, я буду спать, спать долгие часы и дни, и все забуду». Он ничего не забыл. Несмотря на внимание, которое требовало управление мотоциклом на мокрой дороге, несмотря на холод, усиливавшийся по мере того, как он удалялся на запад, название «Дезирада» постоянно крутилось у него в голове. Он гнал его, а оно опять возвращалось, настойчиво завладевало его мозгом, и в конце концов опускалось ниже и застревало на пересохших губах. А потом приходили и все другие имена и названия, усиливавшие его боль: Рут, Анна, «Светозарная» и, наконец, Юдит.

Этой ночью Тренди едва не заблудился из-за произошедших в городе перемен. Два месяца назад, несмотря на усталость, он бы обязательно узнал, в чем причина этого нового безумия, принял бы в нем участие, упивался бы им. Сегодня он остался равнодушным. Подъезжая к Лез-Алль, Тренди заметил, что подземная суматоха набирает обороты. Звучавшая отовсюду музыка превращалась в какую-то какофонию. Дом, в котором жил Тренди, стоял на большой площади, являвшейся центром квартала. Как и в других домах, окна его квартиры были темны. Он обрадовался этому. Ему нужен был покой. И сон. И забытье.

Едва Тренди вступил на лестницу, ведущую в квартиру, эхо подземной музыки стихло. Он остановился перед дверью и отчего-то медлил повернуть в замке ключ. Он открыл дверь и вошел в прихожую. В ушах у него зашумело. Тренди подумал — это оттого, что он слишком долго просидел за рулем, устал от долгой дороги и шума мотора. Тренди снова прислушался. Это был шум моря, такой, какой остается в раковинах, если их приложить к уху. На протяжении нескольких недель Тренди слушал его днем и ночью, это стало его собственным ритмом. Он решил никогда больше о нем не думать, но этот звук преследовал его, как и название «Дезирада», завладев им, подавлял его, а вот учащенное биение сердца Юдит у своей груди он слышал так недолго!

Еще несколько мгновений Тренди боролся с галлюцинациями. Его комната располагалась в глубине коридора, если не сказать, в глубине мира. Он попытался зажечь лампу. Самые обычные движения требовали от него усилий. Он только успел заметить, что квартира чистая, ненормально чистая, и рухнул на навощенный паркет.

Когда Тренди пришел в себя — вряд ли он мог сказать, сколько прошло времени, — у него сохранилось одно-единственное впечатление, впечатление неестественной чистоты. Он находился в своей квартире, но это была не его комната. По обоям на стене и камину из белого мрамора он узнал комнату, которую избрал своим жилищем Ральф, один из его друзей-музыкантов. Когда Тренди уезжал, она была завалена партитурами, инструментами, пепельницами и журналами. Теперь комната была пустой, чистой, почти голой. Тренди сел на кровать. Простыни пахли свежестью и легкими экзотическими духами. Шум в ушах прекратился. Тренди спросил себя, как он мог оказаться здесь, и тут в свете лампы увидел нечто длинное и черное. Почти сразу необыкновенно нежные руки обхватили его запястья.

— Вы меня испугали, — произнес чей-то голос. — Вы должны были предупредить.

Тренди попытался встать. Черные руки удержали его за плечи.

— Не двигайтесь. Вы устали. Очень устали.

Тренди послушался и закрыл глаза. Касавшиеся его руки была нежными, но жесты выдавали мужчину. Тренди вдохнул ароматный запах подушки, потом открыл глаза. Высокая черная фигура склонилась над ним.

— Вы тот, кто изучает рыбьи кости?

Нелепость вопроса не удивила Тренди. Он кивнул, но затем нашел в себе силы пояснить:

— Нет, не кости. Скелеты. А где остальные?

— Ночь. Ночь и музыка. Кабаки, кабаре. Им нужна вся земля и то, что под землей. Этим занимаются все. Такова последняя мода.

Голос как будто ворковал, хотя был мужским. Он был приятным и оставлял то же ощущение нежности, что и руки, только что коснувшиеся его запястья. Гул, шум моря умолк. Остались только покой и приглушенный свет лампы, из которого постепенно проступало лицо говорившего.

Это был негр или, скорее, метис, юный стройный метис, одетый в длинное африканское платье из блестящей ткани.

— Вы должны были предупредить, — повторил он. — Я бы мог вас подождать.

Тренди начинал злиться. Кто он такой, чтобы так с ним разговаривать, по какому праву здесь находится и почему навел порядок в хаосе Ральфа?

— Вы Тренди, — сказал незнакомец. — Тот, кто изучает рыбьи кости.

На этот раз Тренди не стал его поправлять. Решительно, все против него. Даже здесь, в Париже, он больше ничего не понимал. Должно быть, рассудок его внезапно помрачился. Единственное, что успокаивало Тренди, — незнакомец был вежлив и обращался к нему на «вы». Между тем тот продолжал своим приятным голосом: