Желания

— Он как-то объяснил мне — это морское звание в Голландии. Вероятно, он получил его от одного из своих предков. Его мать была креолкой. Вся его семья пришла с моря, с островов. Он много рассказывал, когда мы познакомились. В то время он был грустным и много говорил. У него был траур. Он овдовел. Его жена утонула через несколько недель после свадьбы. Она была певицей. Командор всегда обожал оперу. Он всегда сравнивал эту смерть со смертью своей матери. Он ее тоже обожал. Вероятно, эти женщины были похожи. Его мать умерла, когда он был совсем маленьким, и позднее мне рассказали, что она была сумасшедшей. Она эмигрировала в Европу с огромным наследством. Я была совсем юной в то время, и эта история сильно меня потрясла. Командор хотел сделать меня известной, как он говорил, обещал мне достать луну с неба. Но я воспротивилась. Я себя уважала. Тогда еще никто не знал, что он губил женщин. Он как раз только начал интересоваться актрисами. Но уверяю тебя, я в нем не нуждалась — я уже была очень известна. И у меня были деньги. Возможно, даже больше, чем у него.

Ирис помолчала минуту, задумчиво водя пальцами по бриллиантам.

— Я очень ему нравилась. Это был один из самых обворожительных мужчин, которых я когда-либо встречала. Прекрасный образчик вырождающейся расы.

Ирис Спенсер казалась настороженной. Так бывало всякий раз, когда она говорила о своей юности, словно пытаясь скрыть признаки возраста. Внезапно она расхохоталась, словно девчонка, слишком хрустально, чтобы это выглядело естественно.

— Но мы все постарели! — проговорила она, повернувшись к своему американцу. — Пора смириться с этим. Мои морщины — это мои путевые воспоминания.

В это мгновение своими светлыми волосами и сине-зелеными, фальшиво смеющимися глазами она напомнила Тренди Рут. Но без присущей той медлительности, спокойствия, молчаливости. И эта веселость, вернее, желание казаться веселой…

— Командор… — помолчав, сказала Ирис. — Не ожидала увидеть его сегодня вечером… Иногда я встречаю его на вечеринках. Мы обмениваемся светскими любезностями. И каждый раз я благодарю небо, что оно оградило меня от него. Он бы свел меня с ума, как остальных. Долгие годы он вел свою собственную игру. Это уже вошло в легенду. Он начинает уделять много внимания какой-нибудь девушке, молодой актрисе. Как только она влюбляется в него, он приводит ее на вершину славы, а затем начинает методично разрушать. Непонятно почему. Это должно противоречить его интересам, поскольку он продюсирует фильмы, в которых блистают эти девушки. И с каким талантом! Лично я предпочла сбежать от него. А чтобы мужчина заставил меня сбежать…

Американец попытался улыбнуться. Он в самом деле был очень влюблен.

— Я была слишком капризной, — продолжала Ирис Спенсер. — Командор, вероятно, это почувствовал. Он не настаивал. Если бы он настаивал… — Вдруг она стала серьезной. — Я ни о чем не жалела. Он был невыносим, изворотлив. В этом человеке было что-то двусмысленное. Словно в нем сражались две противоположные силы. Это зачаровывало, даже если было понятно, что, уступая ему, ты идешь навстречу своей гибели. В два счета, словно по мановению волшебной палочки, он мог дать женщине все. И все отнять. Казалось, ему все было позволено.

В устах его матери это были сильные слова.

— Все ему удавалось, — заметил Тренди.

Ирис резко сломала сигарету:

— Я бы не хотела его удачи.

— Но Констанция фон Крузенбург…

— Крузенбург — исключение, — вмешался американец. — Разве она способна любить?

Ирис Спенсер скорчила гримаску и тряхнула белокурыми волосами.

— Командор приносил женщинам несчастье.

Тренди вдруг заметил, что она говорит в прошедшем времени.

— Послушать тебя, так Командор — человек конченый.

— А кто не конченый в этом мире… Ты ведь видел его — он один… Такое случилось впервые! Командор никогда не появляется один. Он всегда с какой-нибудь новой женщиной. Иногда можно подумать, что дело только в его амбициях. Что это единственная сила, удерживающая его в жизни. Возможно, ему понадобится столько же сил, чтобы погибнуть. Ну же, давайте развеселимся! Ты слышал разговоры о конце света? В Америке на этом помешались еще больше, чем здесь. Увы, в зловещем стиле! Улицы заполонили сектанты, предрекающие адовы муки. В Париже, по крайней мере, развлекаются. Но будем практичными. Эта катастрофа ожидается в канун Нового года.

— Я читал, что она состоится сегодня вечером.

— Из-за Крузенбург? — перебил Тренди американец. — Боюсь, сегодня ее верхнее «до» вряд ли сможет обрушить большую люстру…

— Но, может быть, потолок рухнет после антракта! — возразила Ирис Спенсер. — И все равно это будет не конец мира, а только конец Оперы!

— Для нас это будет одно и то же, — заметил ее спутник.

Но Ирис его не слушала. Она прижалась к сыну, изображая с ним влюбленную парочку.

— Конец мира — какая прелестная мысль, не правда ли? Нам надо до того еще увидеться, чтобы поговорить о тебе. О тебе и обо мне… Это такая редкость. И если это в последний раз, я просто должна рассказать тебе о своей жизни. Чтобы в аду ты мог написать обо мне мемуары!