Желания для Серебряной рыбки

Вот и решил идти в армию, твердо и бесповоротно. До весны времени вагон — можно жить в свое удовольствие — секс, рок-н-ролл и алкоголь. Так будет жить. И даже не вспомнит ни разу о ней. Вот совершенно ни разу. Нет в ней ничего такого особенного. Она такая же милая, как и все: как Таня, Лика, Маша и Наташа. И ему совершенно не нужна семья и дети в двадцать лет. Ему нужна свобода, веселье и драйв.

«Гужбан» продолжался уже третью неделю…

Домой Олег вернулся как раз к тому времени, когда все только встали.

— Опять в клубе шатался, — проворчала мама, — перегаром, как несет. Сколько можно пить уже?

— Ма, ну сейчас-то, что не так? Я ж больше по шалавам не таскаюсь. Имею исключительно хороших девочек.

— Хамло. Как разговариваешь, вообще? — возмутилась мать. — Устроил тут трагедию. Было бы из-за кого спиваться, — она сокрушалась, и, пожалуй, уже сомневалась какое из зол теперь хуже. — Про институт вообще собираешься думать?

— Обязательно, вот прямо сейчас сяду и буду про него думать, или лучше лягу.

Мама в ответ устало махнула рукой:

— Иди спи, бестолочь.

Он и в самом деле пошел в свою комнату, мимо прошагала, с презрительным видом Полина, за ней на четвереньках пыхтел Ванька — ему на днях уже год и месяц, а он все еще на четырех мостах передвигался.

Поймал на ходу, ничего не подозревающего малыша, подкинул. Мамаша дитя сразу окрысилась и выдернула свое сокровище из пьяных рук.

— Иди отсюда, пьянь, не трогай его.

— Подумаешь, — пожал плечами.

Зашел в комнату и, как был в одежде, так и завалился спать.

Проснувшись, тщательно приводил себя в порядок, потом долго бродил по улицам и размышлял, размышлял, размышлял.

Ночью, когда почти все люди давно спят, позвонил в знакомую дверь. Они стояли друг напротив друга, смотрели в глаза и улыбались. И совершенно непонятно для чего были все эти дни разлуки, и не помнятся никакие обиды. Выглянула мама. Аня загнанным взглядом умоляла молчать и не прогонять. Тяжёлый вздох матери и они снова один на один: глаза в глаза, руки к рукам, губы к губам.

— Ань, я сдам эту чертову сессию. Честное слово, — прошептал он ей на ухо, прежде чем уснуть, крепко прижимая её к себе.

Она промолчала, лишь блаженно вздохнула, прижимаясь щекой к его груди. С ним было так хорошо и спокойно. Он вернулся.

Утром оба мастерски прикидывались спящими, дожидаясь, когда за матерью хлопнет входная дверь.

— Вроде ушла, — тихо едва шевеля губами, прошептала Аня, так не хотелось после такой умиротворенной счастливой ночи, проведенной с любимым, с утра выслушивать родительские упреки, хотелось продлить чудесные мгновения.

— Вроде, — в ответ так же еле слышные слова и Олег тут же накрыл ее губы своими губами. Три недели целая вечность. Теперь уже кажутся такими глупыми мысли, что он сможет без нее и ни разу не вспомнит, что она такая же, как все. Она не просто милая, она обалденная. Только у нее такое мягкое, нежное тело, только в нее так приятно входить, только у нее так хорошо и тепло внутри, только она так извивается и стонет, и только она так забавно хнычет, когда он вдруг останавливается чтобы получше рассмотреть, все то, что принадлежит только ему. Он не хочет от всего этого отказываться. И пусть идут ко всем чертям те, кто не согласен — он хочет и он будет с ней.

Он чувствовал, она уже скоро, еще чуть-чуть и наступит самый пик, когда вздрогнет и разлетится брызгами эйфории, сейчас, сегодня ему непременно это надо снова увидеть, и он дождется. Сможет.

— На! — вдруг неожиданно раздалось позади. — На! Мама, на! На!

Олег оглянулся. Шкет стоял, зацепившись за спинку кроватки, смотрел на них заспанными глазами, обоссанные колготки спущены до колен. Он проснулся, явился и предлагал срочно себя забрать.

Еще движение по инерции и в этот момент Анька вдруг обмякла, наслаждаясь и вытягиваясь. Олег сфокусировал на ней свой взгляд, теперь уже не только чувствовал, но и видел ее блаженство. Волна конвульсий прошла. Ей хорошо — и то ладно. Теперь она лежала, тихо смеясь, поглядывала на сына. Тот уже подпрыгивая, не предлагал, а настоятельно требовал:

— Мамамамама, на! Ма, на!

Олег встал и наклонился к скандирующему манифестанту:

— Прям вот на? Думаешь, ты так надо там?

Мальчишка корчил довольную мордочку и радостно фырча, тянул ручки:

— На! Папапа, на!

— Папа… Вот мастера вы с папой нарисовываться в самый неподходящий момент, пошли обломист-зассанец. Что с тобой делать?

Еще через две недели Артёму исполнился год. По комнате развесили разноцветные шары. Для тесной «хрущевки-трешки» народа собралось немало: Таня, Илья, Лешка, Полина, мелкий все еще ползающий ленивый Ванька, даже родители Олега пришли — выбрали подходящий день для примирения. Скупо улыбались и косо поглядывали, на сына и его, теперь уже во всеуслышание, представленную девушку.

Аня с мамой накрывали на стол, Олег подмышкой таскал за собой именинника.

— Полин, Полин смотри, что покажу.