Желания

Убедившись, что работа его наладилась, Тренди стал позволять себе короткие прогулки. Обычно он выбирался из дому, когда Рут принимала посетителей — в возрасте и весьма почтенных, судя по всему, библиофилов, по большей части извещавших о своем визите утренним телефонным звонком. Чаще всего, всегда в пять часов приезжала темноволосая женщина, красивая и очень элегантная. Со своего насеста — так он называл теперь свой этаж — Тренди смог разглядеть, что женщина была примерно одного возраста с Рут. Свою спортивную машину — несколько экстравагантную — она оставляла в конце алле дю Фар и решительно шагала через сад «Светозарной». Должно быть, это была одна из приятельниц мадам Ван Браак. Чтобы ни с кем не встречаться, Тренди выходил сразу после полудня. На мотоцикле ему выезжать пока не хотелось, и он шел пешком до того места, где кончалась дорога, затем сворачивал на тропинку, вившуюся вдоль ограды виллы, и добирался до песчаной бухточки, защищенной от ветра утесами, где стояла очень изящная яхта с необычным названием — «Король рыб». Тренди нравилось это место, потому что здесь все дышало стариной. Интересно, как возникла легенда о том, что многочисленный и разнообразный рыбий народ, подобно другим земным тварям, выбрал себе повелителя, размышлял он. Странно, но именно эта прочитанная в раннем детстве сказка пробудила в нем страсть к морю. Однако чаще всего во время этих коротких послеполуденных экскурсий его ум занимали вовсе не рыбы, а «Светозарная» — «Светозарная» и две ее обитательницы. С тропинки на склоне утеса виллу видно не было, ее закрывали кипарисы. А что, если Рут и Юдит бывают на этой тщательно законопаченной и отполированной яхте или на пляже? Если они купались здесь летом? И почему эти женщины с библейскими именами[2] оказались здесь, как жили они долгие годы, кто были их друзья, любовники, о чем и о ком они мечтали? В первый вечер Рут сказала о Юдит: «Она капризна, особенно с мужчинами». Какими мужчинами? Кто, кроме клиентов Рут, мог навещать этих отшельниц? До сего дня на «Светозарной» побывало очень мало людей…

И тогда Тренди вспоминал о мопеде Юдит, с досадой зашвыривал в изъеденные лишайниками скалы пакет с сушеными водорослями, растирал между пальцами левкой или морской вьюнок и спрашивал себя, почему же эти наскальные растения все еще цветут, хотя лето уже закончилось. В этом году летом ни разу не штормило, да и теперь, когда настало время больших осенних приливов, океан тоже оставался спокойным. К полуночи ветер стихал, жара, казалось, только усиливалась, и это бесконечное лето в первых числах октября становилось немного утомительным. Но тут Тренди вспоминал о рыбах и тогда, устыдившись, отгонял все не относящиеся к работе вопросы, вызывал в памяти безжалостное лицо доктора Дрогона, его лысый череп и очки в металлической оправе, и быстро возвращался к себе на насест, где до самой темноты старательно штудировал записи и изучал деформированные позвоночники своих драгоценных скелетов.

Наконец наступил день самого большого прилива. С утра, открыв ставни и глотнув неожиданно более соленого воздуха, прогнавшего остатки сна, Тренди понял, что погода изменилась. Надвигался шторм. Стремительно неслись по небу облака, рокот волн и шелест листвы становились все громче. «Светозарная» вибрировала всеми своими частями. Разбухшие от прилива, напитавшиеся энергией многих ветров и бурь волны мерно набегали на берег. Запах морских водорослей проник в комнаты, смешавшись с ароматами побитых дождем георгинов, поздних пионов, осенних роз. Земля, как и «Светозарная», едва успевала перевести дыхание, между ударами увенчанных брызгами и серой пеной волн.

В это утро Тренди понял, что дом, кроме дневной и ночной, имеет еще две совершенно противоположные особенности: морскую и земную. Сегодня был день гнева, разбушевавшейся соленой воды, и океан на время решил, что одержал победу. Деревья теперь казались смутными призраками, испуганные чайки метались в сине-черном небе, и под гулкими ударами прибоя и порывами ветра сам дом казался бегущим по волнам кораблем. «Вот он какой — максимальный прилив», — подумал Тренди. Луна и солнце сблизились над морскими водами, словно притянутые друг к другу. Обосновавшиеся в бухточках и на вершинах утесов суетливые океанские обитатели поддались этой ярости; и, чувствуя растущее в себе непривычное напряжение, Тренди спрашивал себя, не сродни ли подобное ощущение безумству, иногда охватывающему людей.

За завтраком Рут выглядела встревоженной. Тренди пришло письмо из Америки — от матери. Она осчастливливала его своим посланием раз в четыре-пять месяцев, рассказывая о своих последних фантазиях, разрыве с очередным любовником, о пополнении своей коллекции украшений или собак, о театральных и кинематографических планах. Как обычно это был веленевый конверт, украшенный ирисами, с откровенным намеком на имя, которым она очень гордилась. Когда Рут передала ему почту, Тренди почувствовал себя неловко, настолько скромность и естественность его хозяйки отличались от этого крикливого конверта.