Желания

Через несколько дней рядом с ними остались только Сириус, певица и ее верный Дракен. Музыкант, похоже, скучал до смерти. Дива хранила ледяное молчание. Иногда она подслушивала под дверью мастерской, но кто бы за ней ни шпионил, Юдит никогда не прекращала рисовать, а здесь тем более не собиралась скрываться. Еще приходил Сириус, о его приближении она узнавала по тяжелой поступи по мраморным плитам. Командор все чаще оставлял своих гостей и часами просиживал в большой гостиной, расположенной в задней части «Дезирады», которую Юдит выбрала своей мастерской. Окна гостиной выходили на противоположную океану сторону, и Юдит это нравилось. Это было как передышка — повернуться спиной к морю. Она полностью избавлялась от него среди кривых ламп, кресел с шелковой обивкой и в любимом уголке Командора с огромным зеленым диваном, над которым торчал букет из павлиньих перьев. Командор приходил, она продолжала рисовать, и они разговаривали. Их разговоры длились часами. Они прерывались только на ужин, а потом снова начинали разглагольствования, как называла это Юдит, продолжавшиеся до поздней ночи. Юдит догадалась, что Командор страдает бессонницей. На самом деле больше говорил он. Командор скоро понял, что ей известно почти все его прошлое. Он рассказал ей об Ирис, о своей матери, о своей боли на острове, когда Ирис утонула. И еще он страдал сомнениями: утонула его юная жена по глупой неосторожности или покончила с собой? Их словесная фамильярность имела лишь одно ограничение: несмотря на просьбы Командора, Юдит отказывалась называть его по имени. Когда надо было позвать его, она всегда обращалась к нему: Командор. Похоже, его это задевало, но он не злился. Он доверял Юдит то, что долгие годы было у него на сердце. От вечера к вечеру он все больше влюблялся в нее. Крузенбург вскоре потеряла самообладание и устроила ему сцену.

Однажды Юдит целый день занималась тем, что выбирала из хлама «Дезирады» вещи, наилучшим, как ей казалось, образом оттенявшие таинственность и величие Командора. Его черный свет она пыталась подчеркнуть внешним освещением, полусветом в глубине портрета, чем-то неопределенным, что могло напомнить его хриплый голос, его манеру появляться в комнате, словно представителя иного мира со своей ношей воспоминаний и непроницаемым лицом. Для этого в Карточной комнате, прямо напротив червовой дамы — портрета Леонор, Юдит расставила флаконы богемского стекла и зажгла большие изогнутые канделябры, которых было множество на вилле. Она поставила в них любимые Командором свечи из синего и зеленого воска, отбрасывавшие красивые отблески на флаконы с духами. Командор долго забавлялся этой мизансценой, а особенно беспорядком, который Юдит устроила в доме к великому негодованию Сириуса. Но, по-видимому, эти заботливые приготовления взволновали Командора, что не укрылось от внимания дивы. Юдит отступила на шаг, рассматривая кусок бархата, брошенного ею к подножию канделябров, и вдруг почувствовала, что за спиной кто-то стоит.

Она не обернулась и даже не вздрогнула. Это не значило, что она, как другие, узнала Крузенбург по аромату духов. Она просто была уверена, что певица придет, — так же, по отчаянию, охватившему Командора, Юдит поняла, что Анна Лувуа разбилась на машине. Но вот последовавшую затем вспышку ярости предвидеть не смогла. Юдит услышала удаляющееся шуршание платья, затем быстрый перестук каблуков по мраморным плитам коридоров, ясно говоривший, что Крузенбург бежит. Это было совсем не в ее манере. Еще мгновение Юдит смотрела на складки бархата, затем, словно по велению свыше, побежала следом за певицей. Она давно уже изучила «Дезираду» как свои пять пальцев, не натыкалась в темноте на мебель, знала кратчайшие пути, маленькие лестницы, которыми никто не пользовался, а еще она легко и бесшумно прыгала со ступеньки на ступеньку. Вскоре Юдит уже была у двери библиотеки. Именно там до ужина обычно находился Командор. Согласно неизменному ритуалу, а может, из-за непонятной любезности по отношению к Крузенбург, Командор ежедневно в это время слушал в библиотеке записи лучших выступлений певицы, хотя знал их наизусть. Дверь была неплотно прикрыта, я Юдит видела, как певица приблизилась к хозяину дома и жестом велела выключить магнитофон. Командор выразил изумление, равно как и Дракен, по своему обыкновению уткнувшийся в партитуру, лежавшую рядом с ним ка стоянке. Они с Дракеном никогда не разговаривали, но Юдит казалось, что он ей симпатизирует, и поэтому она собиралась изобразить его на задуманном ею автопортрете. Он должен был символизировать ее ангела-хранителя, будоражащего ее вдохновение во время сна.

— Вы не имеете права! — закричала Крузенбург.

Командор достал с полки старинную книгу и принялся ее перелистывать.

— Вы верны себе, — прошипела певица.

В это мгновение из полумрака, своего излюбленного местопребывания, словно, чтобы поддержать Крузенбург, появился Сириус с горящим взглядом. Дракен поднял нос от своей партитуры, а Командор наконец оторвался от своей книги.