Желания

— Ты ничего не создал, Командор. Ты лишь собирал коллекции. Играл в карты и женщин. Ты боишься самого себя. Боишься смерти. И если все-таки есть что-то там, после смерти, уверена, ты боишься вновь встретиться с Ирис.

— Моя жизнь была более правдивой, чем все остальные, Юдит. Более суровой, более обнаженной и, возможно, более роковой.

— Я наизусть знаю все твои великие фразы. Ты уже все мне рассказал. Но я и без тебя все знала. И мне не нравится твое славное прошлое, построенное на убитых тобою женщинах.

— Если я и убивал их, то только морально. А они были на это согласны!

— Значит, я следующая жертва?

— Если хочешь. Во всяком случае, последняя. Но я не желаю тебе зла, Юдит. Я хочу только… чтобы ты стала мне сестрой, как Ирис.

Дождь начал хлестать в окна. Командор подошел к окну. Из-за облаков выглянуло заходящее солнце, и его свет странно перемешался с цветными стеклами витражей, придав глазам Командора красноватый оттенок.

Юдит отодвинулась от него к картине.

— Не ходи туда, — сказал он.

Но она не слушала его. Она наконец-то поймала этот знаменитый неуловимый свет. Впрочем, он уже был на ее картине. Не хватало только незначительного, приглушенного сияния.

Должно быть, Юдит некоторое время полностью была поглощена картиной, потому что когда подняла глаза, уже почти наступила ночь. Командор, не шевелясь, стоял у окна.

— Больше не будет так холодно, — сказал он, словно извиняясь.

— Больше не будет так холодно, — повторила Юдит.

Она вернулась к картине и продолжила работу над едва заметным отблеском в левом глазу Командора, высунув кончик языка, как часто делают старательные ученики. Потом Юдит решила зажечь лампу. Командор остановил ее руку. До сегодняшнего вечера он не решался до нее дотронуться, и она никогда не думала, что такое возможно.

— Юдит, — просто сказал Командор, и его голос внезапно стал звонким.

Она взглянула на него и не узнала. Теперь он стал почти красивым. Был ли это свет, столь точно воспроизведенный ею на картине, или мгновенная магия? Она больше не боялась его. Теперь голос Командора понизился до шепота, он подавлял желание или ужас — Юдит уже не знала — и это было его желание к ней, и ее ужас, как тем вечером, когда он сказал ей: «Ты переедешь ко мне, Юдит, ты переедешь ко мне, как переехала Ирис, ты похожа на нее и ты другая, даже твое имя другое, ее имя расцветало на губах, как сочный фрукт, а твое имя, Юдит, словно большой, потрясающий взрыв, синяя вспышка в моей такой черной жизни…»

Однако она не хотела, чтобы ее касались его губы и обнимали его руки. Он сжимал ее все сильнее, а Юдит удивлялась, что в нем осталось еще столько мощи.

— Мне не нравится твое желание, — нашла в себе силы произнести она.

— Замолчи, — сказал Командор. — Я уже вышел из того возраста, когда меня волновало женское безумие.

Она извивалась, рвалась изо всех сил, но руки Командора сжимали ее, как тиски. И вдруг выпустили ее. Он уставился на Юдит, растерянную, задыхающуюся, не знающую, что делать. И этот взгляд, не отрывающийся от расстегнутой на груди блузы, его более светлый глаз, прикованный к ее коже, был для Юдит страшнее всего.

— В тот день, когда ты пришла, Юдит, в своей юбке с крупными складками и черном корсаже… Не говори, что ты не хотела меня соблазнить. Я обращался к тебе на «вы», а ты ко мне на «ты». У меня создалось впечатление, что ты совершенно раздета.

Внезапно голос его стал как у юноши, в нем слышалась дрожь, предвестница будущего наслаждения.

— И я рассказывал тебе об Ирис. Я до сих пор не трогал тебя, ради тебя самой…

— Замолчи.

— Ирис — потерянная любовь, Юдит. С тобой я исцелюсь от нее.

— Нельзя исцелиться от потерянной любви.

Сказав это, Юдит подумала о единственном сувенире, взятом со «Светозарной», — шелковом кусочке ткани, засунутом на дно сумки, и, неизвестно почему, ей захотелось заплакать. Но Командор уже положил руку ей на грудь — левую руку в замшевой перчатке, которую никогда не снимал, и это было странное ощущение — надушенная кожа животного, обтягивавшая контуры его руки.

— Оставь меня, Командор.

Его рука крепче сжала ее грудь.

— Теперь тебе придется называть меня настоящим именем. Ты будешь называть меня Мануэль.

Теперь уже две руки исследовали ее тело, и за его глубоким дыханием Юдит чувствовала темную силу, пытавшуюся смешаться с ее силой, у нее было ощущение, что он вытягивает из нее жизнь. А самым страшным было то, что это было приятно.

С усилием Юдит отодвинулась от него и прильнула к окну. И вдруг увидела запутавшийся в нижних ветках кедра предмет. Это было так удивительно, что Юдит рассмеялась.

— Нет, — сказала она Командору и на этот раз с силой оттолкнула его.

— Берегись, Юдит, мое терпение кончается…

Она не дала ему договорить.