Желания

— Что ж! — вздохнул д’Аржан. — Тем хуже для нее. Мы пробудем здесь три дня, будем слушать Крузенбург. По крайней мере, предупредите ее. Она могла бы вернуться хотя бы на денек.

Он бросил ироничный взгляд на Питера Уолла, догнавшего его у выхода и державшего под мышками котов, не без труда снятых со штор. При одном упоминании о Юдит Тренди поднял голову и побледнел, что не укрылось от Питера Уолла. Следуя за виконтом, он, улучив момент, обернулся и внимательно посмотрел на Тренди. Был ли то отблеск заходящего солнца в стеклянной двери, отразившийся в его рыжих волосах? В этот вечер Тренди устраивало любое объяснение. Потому что он видел глаза Питера Уолла, да, его глаза, как он рассказывал позднее, его зрачки, рот, руки с длинными изогнутыми ногтями — все как у хищника.

И тем не менее через минуту Тренди уже об этом забыл. Потому что Рут смотрела на него и, похоже, собиралась наконец поговорить. Но она всего лишь попросила Тренди сопровождать ее на «Дезираду». Его стеснение тут же развеялось. Если он до этого и страдал, развернувшаяся перед ним сцена возбудила его любопытство, к тому же он лелеял надежду на возвращение Юдит, поэтому моментально согласился и тут же ушел, избавив Рут от объяснений. Она почувствовала облегчение. Вечером, за ужином, Рут передала приглашение Командора Корнеллу. При известии, что будет петь Крузенбург, профессор удивился, но очень обрадовался и на протяжении всего вечера говорил только об опере. После десерта Рут попросила Тренди «остаться охранять дом». Они с Малколмом, объяснила она, хотят «прогуляться в ночи». Тренди с удовольствием согласился, почти сразу после их ухода отправился спать и заснул глубоким сном. Искушение и здесь сделало свое дело. Тренди думал теперь только о «Дезираде», празднике и оперной диве. Он не проснулся даже когда на заре вернулась Рут. Она возвратилась от Корнелла никем не замеченная никем, кроме Сириуса, бодрствовавшего за витражами «Дезирады». Так же, как она до этого вечера, он наслаждался короткими часами затишья, пришедшими на смену ужасным бурям.

Глава 11

В назначенный день обитатели «Светозарной» отправились на «Дезираду». Уже наступила ночь, а вместе с ней потрясающая тишина. Прилив был низкий, и лишь иногда листья деревьев подрагивали от слабого ветерка, словно утомленного слишком длинным путешествием. Да ещё шумели в темноте волны — море все время бодрствовало, даже во время низких приливов. Но Рут, Корнелл и Тренди не слышали его, они шли торжественно и молча. Их мысли устремлялись к светящимся сквозь осеннюю листву окнам «Дезирады», к огромным распахнутым воротам, к заполненному лимузинами двору, к витражам, за которыми угадывались силуэты людей. Словно желая показать, что этот визит к врагу — ее собственное решение, Рут шла первой. Со спины ее можно было принять за дочь. Вернее, это Тренди нравилось принимать ее за дочь. Остальное довершала: темнота. У Рут, как и у Юдит, была та же манера погружаться в себя, тот же отстраненный взгляд, когда мысли ее блуждали где-то далеко. Тренди страдал: Юдит не приехала. Очевидно, мать не сообщила ей о празднике. Да и самому Тренди она объявила об этом коротко, без каких-либо объяснений. Хорошо, что накануне Тренди познакомился с парикмахером с соседней виллы, Алексом. Должно быть, Тренди в самом деле был сильно расстроен, если доверил свою драгоценную шевелюру какому-то незнакомцу, да к тому же провинциалу. Парикмахер оказался весьма элегантным мужчиной, наблюдательным и разговорчивым. Он превосходно подстриг Тренди и довольно быстро догадался, у кого тот живет. С гордостью он поведал Тренди о том, что на «Дезираду» приехала Констанция фон Крузенбург, и о празднике, который там устраивают. Тренди понял, что будет приглашена Рут, а с ней и Корнелл, и, конечно, он сам. Всю следующую ночь ему снилось, что он попал где-то на Востоке в разбитый среди пустыни сад с окруженным пальмами фонтаном. Моря не было, возможно, его никогда не было. И тем не менее здесь он оказался после кораблекрушения — он это точно знал, и Юдит была с ним, совсем рядом, свежее всех фонтанов, манящий источник, к которому он припал губами… Но так и не утолил жажду.

Тянулись дни, Тренди жестоко страдал. Он наблюдал за дорогой, прислушивался к шумам. Страсть, ему почти незнакомая, не считая странного увлечения рыбьими скелетами, охватила его, увлекла, накрыла волной опьянения, и он отдался ей, погрузился в нее, не сопротивляясь и соглашаясь с такой смертью. День за днем реальность теряла свое значение, свою силу. Жизнь изменилась, теперь Тренди спасался в снах и запутанных уловках разгоряченного воображения. Необъяснимым образом он связывал отъезд Юдит с прибытием Командора. Ничто не доказывало эту связь, но, когда любишь, отвергаешь всякий здравый смысл.