– И так постоянно, – улыбается папа, сидя в своем любимом массажном кресле и смотрит футбол без звука.
– Я бы уже давно оглохла, – усмехаясь, отвечаю ему.
– Я все слышу, – кричит мама с кухни.
– Мам, ну прекрати! Где ты уже? У меня уже чай остыл, – капризничаю. Имею право – я у родителей в гостях. Хочу, чтобы меня побаловали, пожалели.
– Ну рассказывай, как прошел день? – наконец-то мама появляется в дверях, в одной руке несет блюдо с булочками, в другой – кружку чая для себя. – Никита, оторви ты уже свою пятую точку от кресла и чай себе принеси, – журит мама отца.
– Да я принесу, пап, сиди, – спохватываюсь я, но меня тут же осаживает голос папы.
– Дочка, – он смотрит на меня поверх очков, – я сам.
Мои губы растягивает улыбка.
– У следователя сегодня была, – опуская взгляд в кружку, отвечаю маме на заданный вопрос.
– И что говорит? Этот следователь? Что-нибудь путевое?
– Сомневаюсь, мам, что он скажет что-то путевое, – передергиваю ее слова.
– Этого стоило ожидать, – вклинивается в разговор папа.
– Предварительным следствием установлено, что машина взорвалась не по вине МЧСовцев, а от того, что в поврежденном двигателе произошло замыкание, – я сделала вдох, больше похожий на всхлип.
– Дочка… – тут же ко мне на диван подсела мама и обняла за плечи.
– …и именно это привело к взрыву. Несчастный случай, – прикрываю рот ладонью, пытаясь сдержать рыдание.
– Даша, девочка моя, – мама прижимает к своему плечу мою голову, – а что завтра? Людмила готовит поминки? Нужно бы помочь? Дашуль, ты прекращай разводить мокроту, Валере не понравилось бы, что постоянно плачешь. Подумай о ребеночке… – она вдруг замолкает на секунду и отнимает от меня руки, – ты что чай разлила? Мокро…
Она проводит подо мной рукой, а я сижу и сдвинуться с места не могу. Меня словно парализовало.
– Никита! – слышу крик мамы над ухом. – Что это, Даша? – она трясет перед собой рукой, испачканной кровью. – Никита, скорую срочно вызывай, да быстрее же! Даша, Даша! – она трясет меня за плечи. – Даша, посмотри на меня!
Но я не могу сфокусировать взгляд на ней. Мое сердце стучит через раз. Я чувствую, как внизу живота становится невыносимо влажно и жарко. Опускаю руку и провожу между ног, поднимаю пальцы к лицу. Внешний мир превратился для меня в сплошное красное пятно. Я в этот момент умирала, так же, как во мне умирала частичка Валеры. Я чувствовала это… это нельзя ни с чем спутать. Ниточка связи с ребеночком становится все тоньше и тоньше, а потом… потом она просто исчезает, и ты остаешься одна… опустошенная и раздавленная, словно пустая пластиковая бутылка, смятая сильными безжалостными пальцами судьбы.
***
– Будем вызывать искусственные роды, срок уже большой, аборт делать опасно, – прогремел над головой грудной бас.
– Что? – шевелю пересохшими губами, но меня, видимо, никто не слышит, продолжаю говорить, так как будто меня здесь нет.
– Вводите препарат, – продолжает мужчина.
– Не надо, прошу… – говорю чуть громче, хочу поднести руку к глазам, но она не слушается меня.
– О, проснулась, голубушка, – мне с глаз снимают повязку, теперь понятно, почему я ничего не видела, тут же поворачиваю голову к рукам. Привязаны.
– Что происходит? Где я? – сильнее дергаю руки, пытаюсь освободиться.
Что происходит, почему я здесь? Окидываю взглядом помещение. Больница, это точно больница.
– А ты у нас, получается, ничего не помнишь? Амнезия? – ехидничает мужчина.
На вид ему лет шестьдесят. Ссохшийся, как сморчок, и не скажешь, что он обладатель столь грубого голоса. Последнее, что помню – у меня началось кровотечение. А дальше пустота, провал, а потом слова этого мужчины.
– Прекратите со мной разговаривать в таком тоне и отвяжите меня, – начинаю закипать.
– Как только сделаем нужную процедуру, тут же развяжем, – опять ехидные нотки в голосе.
Что он имел в виду под искусственными родами?
– Не смейте ничего мне вводить! Я ничего не подписывала и ни на что не давала разрешения! – мой голос такой уверенный, что не узнаю сама себя.
– Женщина, – вклинивается в мои мысли женский голос, – у вас на шестом месяце замер плод.
«Замер плод», – я проговариваю про себя эти слова и не могу их осознать, не могу поверить.
– Вы что-то путаете, я выписалась из больницы два дня назад, у меня все хорошо.
– Женщина, – на меня смотрит тетенька в белом потрепанном халате, с ярко накрашенными розовой помадой губами, – какая разница, что было два дня назад? Я вам говорю, что у вас произошло на данный момент. Сейчас потерпим чуточку, я введу лекарство, а потом уже можно и вставать. Леонард Сергеевич, сходите к родителям и сообщите, что их дочь пришла в себя.
***
– Дарья, дыши глубже, – командует медсестра.
– Я стараюсь.
Мое тело стонет от боли. Я читала и знаю, что такое схватки, но и предположить не могла, что это настолько больно.
– Ааааа! – рвется крик из груди.
– Скоро родишь уже, Орлова.
Не слова, а стальное лезвие по сердцу. Хочется в этот момент исчезнуть, отключиться, получить черепно-мозговую травму и проснуться с амнезией. Только бы не знать, что рожаю мертвого сыночка.
– Нужно больше ходить, тогда и роды быстрее начнутся.