Желанная герцогиня

Да. Аромат этой женщины оказался именно таким. Это Виктрана и напугало, и обрадовало. Пусть он и не помнил ту леди, которой дал обещание и с которой связал себя пусть и не брачными, но узами, его не красило ни его поведение, ни мысли.

А думать о том, чтобы жениться на другой – он теперь точно уже не мог. Все было гораздо хуже. За этим ароматом он последует, как собака. И будет всю жизнь ловить любые оттенки, любые изменения в запахе. Как сейчас, когда женщина сначала испугалась, а после расслабилась и буквально растаяла от его осторожной, хоть и нагловатой ласки.

Ее аромат раскрывался множеством ноток, которые приятными мурашками отзывались в его теле.

И был еще один аромат… Илиаса, который пах своей матерью и легкой горчинкой, которая приятно щекотала нос. Виктран практически положил голову на плечо женщины, чтобы уловить сильнее запах ребенка, и замер от голоса, набатом прозвучавшего в голове: «Ты можешь стать его отцом и мужем для нее».

Именно в этот момент Виктран принял для себя решение – не отступать ни от женщины, ни от ребенка. И пусть она замужем, и пусть Илиас – не его плоть и кровь, голос в голове был прав – он мог бы стать им и опорой, и защитой, и любящим мужем, и заботливым отцом.

Может, и станет…

Вот только как быть сейчас? Как объяснить герцогине, кто он такой и почему следует за ней? Почему оказался в этом белом мареве, да еще так нахально касался ее? Ни своего имени, ни своего титула он не помнил. Как ее позвать? Как начать знакомство? Что сказать?

Откуда-то Виктран был уверен, что подобная робость и растерянность ему несвойственна.

Однако у источника на Виктрана были свои планы…

Сам он не успел ничего сказать. Полностью утратив контроль над телом, остался лишь молчаливым наблюдателем. Требование передать ему Илиаса, произнесенное хриплым голосом, прозвучало словно откуда-то издалека. Затем, воспользовавшись замешательством женщины, Виктран забрал ребенка из рук матери.

Как описать тот миг, когда Илиас оказался в его руках? Он будто держал не ребенка, а сгусток чистейшей энергии жизни. Да и сам в этот момент уже вряд ли был человеком. Откровенно говоря, он давно утратил понимание происходящего. Кто именно руководил его телом? Вряд ли постоянно это была звериная сущность. Почему сейчас так важно было пробыть в источнике дольше герцогини, которую Священная Роса бережно перенесла на берег, плотно укутав белыми кольцами божественной силы?

Божественная сила… Священная Пара! Неужели это они? Неужели именно они сейчас в нем и руководят его телом? Но почему? Почему помогают, раз на его шее радрак? Он же наказан, может, не по справедливости, но наказан. Обречен на смерть. Однако его спасли и даже подарили встречу с женщиной, способной затмить для него весь свет. А Виктран был уверен, что артефакт никуда не делся, что над ним все еще висит эта угроза…

– Всему свое время, – отчетливо услышал Виктран два голоса, звучавших в унисон: мужской и женский. – Учись заново. Однажды они тебя спасут.

И снова тьма накрыла Виктрана, пусть лишь на краткое мгновение, и боль была только вспышкой. Но после этого ни человеческого тела у Виктрана, ни присутствия внутри него Священной Пары, ни белого марева источника больше не было.

Но откуда-то Виктран был уверен, что с женщиной все хорошо, и скоро она очнется. А вот он попробовал перевоплотиться обратно в человека и не смог!

Он стоял на берегу в виде волка рядом с Илиасом, который мирно спал. Виктрану не оставалось ничего, как лечь, обернувшись вокруг ребенка, чтобы не дать ему замерзнуть.

С некоторым удивлением он заметил, что одежда ребенка прямо по воздуху летит к ним с островка, на котором герцогиня ее оставила.

Священная Роса заботилась об их здоровье. А Виктран четко понял – больше его прикосновения не причинят им вред. Именно этим двоим и тем, кого леди Анастейзи посчитает для себя родными. Не формально, на бумаге, или по праву крови, а именно внутренне…

***

«Учись заново».

Эти слова Священной Пары постоянно звучали в голове Виктрана. Он повторял их каждый раз, когда не мог взять в толк, откуда эта герцогиня взялась. Право слово, она вела себя не как аристократка. Но и крестьянкой ее назвать было нельзя. Женщина совершенно не вписывалась в его представления. И тот факт, что он совершенно не помнил себя, ничем не мешал. Он просто знал, что все должно быть не так, и мог уверенно сказать, где именно «не так». Это было как дыхание: легко и непринужденно.

То, что леди благородных кровей – никакого сомнения не вызывало, но вот должного образования она точно не получила. Образование для того статуса, который имела.

И пусть герцогиня Моррисон была сиротой, и то золото, которое королевство выделяло на ее содержание опекуну, вряд ли было использовано по назначению в полной мере. Но, тем не менее, уж ей-то должно было быть известно, что рамки правил в отношениях госпожи и слуги – незыблемы. Она же обращалась со всеми, как с ровней, не оглядываясь на статус.