Железная бездна

– Нет, – ответил он. – Не для путешествий. Это для безблагодатного просмотра ветхих фильмов. Галилео брал из них истории про свое Великое Приключение. Он пересказывал фильмы как нечто, якобы показанное ему Флюидом через оптические трубы, и ему удалось провести таким образом даже опытнейших соликов.

– А мы можем посмотреть эти ветхие фильмы?

Адонис развел руками.

– Увы, друзья, у нас нет батареек – а эти уже сели. Такого барахла, как этот проигрыватель, у нас навалом. А вот батареек не найти. Вы батарейки лучше приносите…

В общем, впечатления наш подарок не произвел. Зато Адонис попросил меня два раза повторить рассказ о смерти Галилео – и даже заставил нарисовать кресло, где тот умер.

Я высказал предположение, что это были два одинаковых кресла в разных местах – одно в Идиллиуме, другое на Ветхой Земле.

– Не совсем так, – ответил Адонис. – Это скорее одно кресло, стоявшее в двух местах одновременно.

– Как такое может быть?

– Благодаря силе Флюида. Именно так люди путешествовали из мира в мир после того, как постоянные связи исчезли. Сесть на кресло в одном мире, зажмуриться – и встать с него в другом… Вместо кресла могла быть дверь, да и вообще что угодно. Самый экзотический вариант, который мне известен, – бронированный автомобиль. Все эти способы экономней, чем постоянно открытый проход через портьеру, практиковавшийся во времена Франца-Антона.

– Значит, через кресло Галилео можно перемещаться на Ветхую Землю?

– Нет, – сказал Адонис, – уже нет. Это был его личный лаз. С его смертью кресло потеряло свою силу. Сейчас, как ты выразился, это просто два похожих кресла в разных местах. В одном из них к тому же дырка…

Насколько я помнил, про дырку от пики я не упоминал. Но Адонис, наверно, мог каким-то образом увидеть это кресло сам.

Когда мы напились чаю, Юка вопросительно на меня поглядела – и я пожал плечами в том смысле, что не возражаю. Тогда она еще раз поклонилась Адонису и сказала:

– Почтенный архат, я знаю, что легкомысленной женщине не подобает вмешиваться в разговор мудрых мужей – но я хочу задать вам один вопрос.

– Сделай милость, – ласково ответил Адонис.

– На южном фасаде Михайловского замка есть надпись: «Дому Твоему подобает Святыня Господня в долготу дней». Она существует и на Ветхой Земле, и у нас. Павел воспроизвел ее в точности, хоть после Трансмиграции изменил многое в архитектуре замка. Я слышала от Алекса, что на Ветхой Земле ее понимают как пророчество, указывающее на долготу дней императора Павла. Число ее букв совпало с числом официально прожитых им лет. Но если это так, зачем Павел Великий повторил надпись в Идиллиуме? В чем ее смысл на самом деле?

Адонис поднял глаза на Юку. Она отчего-то покраснела. Адонис вздохнул.

– Легкомысленная женщина, – сказал он, – ты спрашиваешь о том, что находится за пределом обычного разумения. Есть тайны, скрытые от человека просто в силу его природы. Их трудно объяснить. Твой дружок общается с Ангелами – не лучше ли будет, если вы спросите об этом у них?

– Ангелы больше не говорят со мной, – ответил я. – Мавр уже сделал свое дело. Мавр отдыхает.

Адонис засмеялся. Юка умоляюще поглядела на меня.

– Почтенный архат, – сказал я, – я присоединяюсь к ее просьбе. У Юки есть особые причины интересоваться этой надписью.

Адонис вопросительно уставился на меня – и я, как мог точно, вспомнил ту секунду, когда Юка перестала быть миражом и стала живым человеком.

Почему-то я больше всего боялся упрека, что создал еще одно несчастное существо. Поэтому я принялся мысленно оправдываться еще до того, как обвинение прозвучало.

«Она куда счастливее меня, – думал я, – ей хочется узнать про мир что-то новое, а мне – не слишком. Она права, меня сделали из кареты, чтобы я ехал по чужим делам и не отвлекался на посторонние маршруты. А она возникла из этих самых слов про долготу дней. Именно их я повторял про себя, придавая Флюиду ее форму…»

– Хмм… – протянул Адонис.

«В тот миг мне казалось, что я их понимаю, – думал я. – Но это была ошибка. А теперь она спрашивает: “Кто я? Кто я такая?” Это как если бы Ева пришла к анатому и попросила рассказать про ребро».

Я опустил глаза – но был уверен, что Адонис все уже понял. Вслух я сказал другое:

– Мы будем бережно хранить тайну.

– Дело не в этом, – махнул рукой Адонис. – Эта тайна такого рода, что хранить ее нетрудно. По той простой причине, что ее почти невозможно объяснить. Трое Возвышенных отчетливо видели ее в своих умах – поэтому могли говорить о ней иносказательно. Но как раскрыть ее в образах нашего мира, я не представляю. Она может быть более-менее растолкована разве что на языке Ветхой Земли.

– Вы можете говорить языком Ветхой Земли, – сказала Юка. – Если мы не поймем, виноваты будем мы сами.

Адонис усмехнулся и покачал головой – словно с ним говорили неразумные дети, даже не понимающие всего абсурда своей просьбы. Потом он надолго задумался.

– Сейчас, – сказал он наконец. – Я кое-что принесу.