Железная хватка графа Соколова

— Тут, Пышечка, вокруг меня козни да лукавства дьявольские. Не поверишь, нынче спозаранку прибежал ко мне Синицын...

— Неужто клеврет иеромонаха Илиодора? — Голос гостьи был низкобархатный.

— Он самый! Сказал, что гнус зловонный Илиодор, мой бывший поклонник страстный, вкупе с сатаною в рясе епископом Гермогеном из Царицына задумали сделать мне мерзость замечательную. Помнишь сифилитичку с носом опревшим — Хионию?

— Это что к тебе таскалась?

— Таскалась, только приказал я сию блудницу вавилонскую, язву гнойную, гнать взашей. Вот она и озлилась, яко сатана на праведника. Подговорили ее отрезать мне яйца, а Синицыну назначили хватать меня и удерживать. В позапрошлом году за умышление против моей жизни Государь распорядился заточить Илиодора во Флорищеву пустынь, а Гермогена — в Жировицкий монастырь. А теперь доложу папе, он всех их, ефов египетских, скажет от сана отрешить и за покушение — в Сибирь.

Гостья вполуха слушала Распутина, а сама то и дело бросала жадные взоры на красавца графа.

Распутин разлил по чаркам вино:

— Выпьем за то, чтобы нам каждодневно гулять с бабами, а врагам нашим — под конвоем и в кандалах. Ха-ха!

Соколов стал наливать вино гостье, а она, словно нечаянно, коснулась его руки. Распутин покрутил ручку граммофона, завел пластинку. Полился приятный низкий баритон Вавича:

Очи чёрныя, очи страстным...

Гостья склонилась к уху Соколова:

— У нас серьезный разговор, а тут — бедлам. Моя коляска у подъезда. Может, уедем?

Соколов согласно кивнул:

— Если не возражаете — в «Асторию».

Ленинский замысел

Соколов приказал принести в «люкс» дорогое вино и фрукты. Гостья, не таясь, исходила любовной истомой. Вздохнула:

— Представляю, сколько вы разбили доверчивых женских сердечек! Чтобы женщина полюбила, порой достаточно нежного взгляда и ласкового слова. Впрочем, и на мужчин вы производите неотразимое впечатление. Когда мой муж Генрих увидел вас в Берлине, то сказал: «Симпатичный и деловой человек». А Генрих редко кого хвалит. Он дипломат, и заниматься делами... — она замялась, — делами щекотливыми ему не совсем удобно. Муж поручил мне вести с вами дальнейшие переговоры. И у меня уже приятная новость. Предложение господина Ленина рассмотрено министром. Решено передать Ленину двадцать миллионов марок. Поздравляю! — Она протянула узкую холеную ладошку.

Соколов сухо заметил:

— Но Владимир Ильич просил семьдесят миллионов? [4]

— Будет заплачено и больше — по мере надобности. Сам император Вильгельм Второй заинтересованно отнесся к этому предложению. Но господин Ленин обязан предоставить ясный и обоснованный план своей подрывной деятельности. Иначе — ни пфеннига! Этот план вы доставите мне лично. Свой номер телефона я вам запишу. — Рассмеялась. — На какие пустяки два замечательных человека тратят время. Где ванна? Халат есть? Прекрасно!

И Вера Аркадьевна, слегка покачивая бедрами, пошла раздеваться.

Плоды усердия

Ничто так не убыстряет время, как любовные игры. Каминные часы сыграли мелодию.

— Ах, уже три пополудни! — воскликнула гостья. Она приникла поцелуем к Соколову. Затем с нежностью погладила его щеку и сказала: — Вы — герой моих девичьих грез! Скажите, герой, вы хоть поняли, почему Германия готова дать такие колоссальные деньги на революцию в России? Да только потому, — она горячо задышала Соколову в ухо, — что Германия стоит на пороге войны с Россией.

— Не может быть!

— Чего побледнели? Вам надо лишь радоваться. После победы вы, сударь, станете национальным героем Германии. Скажите Ленину, что немцы возлагают на него большие надежды. — Нежно промурлыкала: — Милый, ты хоть понимаешь, что я тебе выдала военную тайну? А хочешь, я тебе еще одну тайну подарю — более важную, потому что она семейная. Сегодня тайком приезжает в Петербург мой фон Лауниц. Он едет с чужим паспортом... Впрочем, это тебе знать не обязательно.

— Он хочет полюбоваться красотами Петербурга?

— Какие там красоты! Секретная встреча с немецкими банкирами и фабрикантами и вообще с крупными дельцами. Об этом российские власти не должны знать. Ой, какой ты неугомонный! — Она весело расхохоталась и вновь бросилась в его объятия. — Досадно, что Генрих не захочет тебя видеть — конспирация! Очень был бы полезен тебе и твоему Ленину.

Крах

В половине двенадцатого ночи в «люксе» Соколова зазвонил телефон. Он услыхал знакомый голос:

— Герой, за твою доблесть и нежность я тебе делаю еще подарок: уговорила известного тебе человека встретиться с тобой. Завтра вечером в шесть удобно?

Соколов стал лихорадочно соображать: «“Известный человек” — это, понятно, ее муж. С первого взгляда он поймет, что я такой же Штакельберг, как он — Федор Достоевский. Небось когда эта чертова баба рассказала о встрече со мной, шпион-дипломат из ее описания понял, что произошла подмена. И решил лично убедиться в этом. Что делать?»

— Ты, герой, почему замолк? — Голос Веры Аркадьевны звучал насмешливо. — От радости онемел?

Вдруг его озарила шальная мысль. Соколов не удержался, расхохотался в трубку. Куражно произнес: