Железная коляска

Я возвращался к моему одинокому домику. Выйдя на участок дороги, проходящий над морем, я посмотрел на часы. Было уже за полночь. Я остановился неподалеку от пристани. Отсюда был виден мой домик на мысу. В темноте он напоминал белый надгробный камень. И вдруг мне не захотелось идти прямо домой, захотелось отдалить этот момент. Нет, я не боялся ничего, но мной овладело какое-то странное предчувствие, что меня там ожидают хлопоты, связанные с зажиганием лампы. Прошелся по пристани. На пристани не было никого, поблизости также не видно было живой души, люди разошлись по своим домам. Да и сами дома создавали впечатление вымерших и опустевших. Так обычно бывает ночью, когда нет света в окнах и люди не суетятся во дворе.

Из воды вертикально вверх тянулся камыш, он был неподвижен. Слышался мягкий шум, отголосок разбивающихся о берег волн. Волны, ударяясь о сваи пристани, издавали звук разбивающегося фарфора. Лодки у пристани были крепко привязаны канатами, они покачивались на волнах и касались друг друга, как пробки в луже. Чуть дальше в море дрейфовала большая открытая лодка, окутанная мраком. Темнота не обладала всемогуществом и не могла поглотить все окружающее. Она накапливалась в щелях и трещинах, в закоулках, под помостом, наполняла леса, но не овладела горами, вершины которых светились, как светлые открытые головы. Не овладела она и точеными гладкими шхерами, разбросанными много дальше, в открытом море, где вода блестела серым свинцом.

Я долго стоял на мостках и смотрел пристально на воду, различая медуз, напоминающих следы крови в море. Ждал, что вот-вот раздастся какой-нибудь человеческий голос. Но люди будто вымерли. Не слышалось ни плеска весел, ни возгласов, ни единого звука. Я покинул пристань и пошел к себе. Шел быстро.

Дорога узкой лентой вилась между морем и отвесной скалистой стеной. Тут никто не мог миновать меня незаметно. Да я и не рассчитывал в конце концов кого-нибудь встретить. Я жил один, а кому бы пришла в голову мысль навестить меня в такую позднюю пору? Я приближался к домику, должен был выйти прямо к двери, окно выходило на противоположную сторону, к морю.

Неожиданно подумал о странной вещи. Видимо, предчувствуя то, что должно было произойти. А что было бы, если бы сейчас в домике сидел какой-нибудь человек и нетерпеливо поджидал меня? В комнате стояла потертая качалка, и я не мог избавиться от мысли, что в этой качалке сейчас кто-то сидит. В своем воображении даже представлял, как этот человек выглядит… белый, как мел, лоб… Когда я войду в комнату, человек будет сидеть в кресле-качалке совершенно неподвижно, его белый лоб будет светиться в темноте, человек будет молчать…

Я пошел быстрее, подгонял себя вперед, чтобы избавиться от зловещего страха, который все усиливался и усиливался и, казалось, вот-вот овладеет мной полностью. Еще не придя в себя, я оказался в комнате. Качающееся кресло было пустым. Я запер за собой дверь.

Когда лихорадочно искал спички, услышал отчетливое тиканье часов, но это было тиканье не моих часов. Ледяной страх мгновенно сковал сердце, я уже собрался броситься к двери, но вспомнил о древоточце, маленьком насекомом, который стучит в старых домах. Значит, это всего только древоточец!.. Я снова начал искать спички. И снова в мои уши вливалось интенсивное тиканье. Оно передвигалось с места на место, вслед за мной, тиканье преследовало меня. В своей болезненной фантазии я представил себе, что какой-то молчащий человек ходит за мной следом, человек, которого я не могу видеть, а лишь слышу, как идут его карманные часы. Наконец я зажег спичку. Снял с лампы стекло. Стекло… было теплым. Стекло от лампы было теплым!..

Я застыл, как парализованный, держа в одной руке стекло, в другой горящую спичку. Спичка горела, пока не обожгла мне пальцы, потом погасла, и вокруг снова воцарилась темнота. Меня захватило одно стремление – любой ценой разогнать мрак, зажечь свет. Не помню в деталях, что происходило дальше, но мне все-таки удалось зажечь лампу, и мой взгляд безотчетно устремился в сторону окна. Это было большое старомодное окно, разделенное на восемь частей. За теми восемью частями была тьма, казалось, окно было черным, как эбеновое дерево. Я резко двинулся к окну, чтобы опустить штору, направился, дрожа от страха…

И вот тогда я увидел лицо, смотрящее прямо на меня… высокий лоб, ярко-красные губы, которые, как открытая рана, выглядывали между усами и бородой, лицо отчетливо вырисовывалось на фоне темноты, черной, как эбеновое дерево. Лицо приближалось. Уже была видна шея, погнутый воротник и перекошенный галстук, с узлом у левого уха. Покойник намеревался войти в комнату…

Глава шестая СОБАКА